Windows on the World

И ты, Символ, что паришь надо всем!

К тебе обращаю я слово, о хрупкий и дивный,

(и в слове моем, быть может, твое спасенье).

Вспомни: не всегда так покойно

и прочно царил ты, любимый мой флаг,

ибо недавно еще я видел тебя

и выглядел ты по-другому,

и не так изящно распускал ты по ветру

свой непорочный шелк,

ибо жалко свисали лохмотья твои

с поникшего древка,

и в отчаянье прижимал их к груди

юный знаменосец.

За тебя сражались не на жизнь, а на смерть,

и не было конца сраженью,

грохоту пушек, лавине брани, крика и стонов,

сухим щелчкам ружейных затворов,

массам людей, толпой идущих на приступ,

подобных ярящимся демонам,

жизни свои не щадящим.

Да, за останки твои, заляпанные грязью,

пропитанные дымом и кровью,

ради одной только цели, ради тебя,

мой прекрасный, чтоб однажды

снова ты взмыл в поднебесье, красуясь,

пал не один человек – вот что я видел.

Уолт Уитмен. Листья травы.

7 сентября 1871 г.

Kill the Rockefellers![1]

Курт Кобейн. Дневник, 2002

Прости, Хлоя,

Что привел тебя

В пустыню этой земли.

Каждому из 2801

НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ:

Я думаю, что если романист не пишет реалистических романов, то он не понимает эпохи, в которую мы живем.

Том Вулф

Задача художника – погрузиться в самое сердце ада.

Мерилин Мэнсон

Конец вы знаете: все умирают. Конечно, умирают многие, такое случается каждый день. Но эта история необычна тем, что все умрут в одно время и в одном месте. Может, смерть сближает людей? Не сказал бы: они не разговаривают. Они сидят, хмурые, невыспавшиеся, и жуют свой завтрак в шикарном ресторане. Иногда кто-нибудь фотографирует вид из окна – самый красивый на свете. Позади прямоугольных зданий плоский круг моря; корабли чертят на нем геометрические фигуры. Так высоко не залетают даже чайки. Клиенты «Windows on the World»[2] по большей части незнакомы между собой. Случайно встретившись глазами, они откашливаются и тотчас ныряют в газету. Начало сентября, раннее утро, и все не в духе: каникулы кончились, держись теперь до самого Дня благодарения. Погода чудесная, но никому до нее нет дела.

Пройдет какой-то миг, и в «Windows on the World» закричит толстая пуэрториканка. У чиновника в костюме и при галстуке отвиснет челюсть: «О боже. Oh my God». Двое коллег-служащих ошарашенно умолкнут. У какого-то рыжего вырвется: «Holy shit!»[3] Официантка будет лить и лить чай в переполненную чашку. Бывают секунды, которые дольше других. Словно нажали на «паузу» в DVD-плеере. Пройдет миг, и время станет растяжимым. Все эти люди наконец познакомятся. Пройдет миг, и все они превратятся во всадников Апокалипсиса, соединятся в Конце Света.

В то утро я стоял на вершине здания Всемирного торгового центра и был центром мироздания.

Полдевятого утра. Я знаю, рановато для того, чтобы тащить мальчишек на вершину небоскреба. Но мои сыновья очень хотели позавтракать здесь, а я ни в чем не умею им отказать: я бросил их мать и чувствую себя виноватым перед ними. В раннем вставании есть свои преимущества – не надо стоять в очереди. После теракта 1993 года на первом этаже ввели тройной контроль: чтобы попасть на службу, нужны специальные беджики, охранники усердно копаются в ваших сумках. У Джерри зазвенели ворота металлоискателя – из-за пряжки с Гарри Поттером на ремне. В атриуме в стиле хай-тек тихонько журчат фонтаны. Завтрак по предварительной записи; при входе я назвал себя у стола «Windows on the World»: «Good morning, my name is Carthew Yorston»[4]. Атмосфера чувствуется сразу: красный ковер, плетеный бархатный шнур, отдельный лифт. В этом зале ожидания (30 метров высотой) пюпитр ресторана играет роль стойки первого класса. Отличная идея – успеть до часа пик. Короче очередь к телескопам (опусти 25 центов, и можно разглядывать секретарш, входящих в соседние здания, с мобильником у уха, затянутых в светло-серый брючный костюм, с легкой химией, в кроссовках и с туфлями на высоких каблуках в поддельных сумках «Прада»). Я в первый раз поднимаюсь на вершину Всемирного торгового центра; сыновья пришли в восторг от скоростных лифтов, взлетающих на 78-й этаж за 43 секунды. Скорость такая, что сердце просто выскакивает из грудной клетки. Они не желали уходить из скайлобби. После четвертого заезда мне пришлось рассердиться:

– Ну хватит, довольно! Это лифты для тех, кто здесь работает, тут нет надписи «Космические горки»!

Служительница со значком ресторана на воротнике проводила нас к другому лифту, обычному, и мы поднялись на 107-й уровень. На сегодня у нас намечена обширная программа: завтрак в «Windows on the World», затем прогулка в Бэттери-парк и поездка на пароме (бесплатно!) на Статен-Айленд, чтобы посмотреть статую Свободы, потом на 17-й пирс, немного шопинга в Старом порту, пара фотографий на фоне Бруклинского моста, заход на рыбный рынок ради славного запаха и, наконец, гамбургер с кровью в «Бридж-кафе». Мальчишки обожают толстые, сочные рубленые бифштексы, политые кетчупом. И большие стаканы не диетической колы с колотым льдом. Дети только и думают, как бы натрескаться, а родители – как бы натрахаться. С этим у меня все в порядке, спасибо: вскоре после развода я встретил Кэндейси, она работает в рекламном агентстве «Elite New York». Вы бы видели ее композитку… Рядом с ней Кайли Миноуг просто старуха. Каждый вечер она приходит в «Алгонкин» и имеет меня сверху, хрипло дыша (хотя ей больше нравится «Роялтон» Филиппа Старка, на той же улице) (потому что она не знает Дороти Паркер