Я грустью измеряю жизнь

Я грустью измеряю жизнь
О книге

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора.Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё. Книга содержит нецензурную брань.

Читать Я грустью измеряю жизнь онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

Корректор Сергей Ким

Дизайнер обложки Мария Ведищева


© Александр Иванов, 2019

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2019


ISBN 978-5-4496-4495-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

Вокруг так много клоунов, что становится грустно.

Из газет

Я психотерапевт. Средствами своей души я помогаю своим пациентам, средствами своего творчества я помогаю своей душе. И если я начал печататься, то я стал открытым для общества, и это стало ещё одной темой для духовных уроков.

Меня могут некоторые упрекнуть, что в моём творчестве много грустно-печального или, как говорит сейчас современная молодёжь, депрессушного. А вы почитайте А. С. Пушкина, сколько у него депрессушного: прощание с природой, унылым уголком, друзьями, жизнью… и голос мой не будет боле слышен…

Может быть, поэт как раз и канализировал депрессию через свои стихи. Я не хочу становиться даже в дальний ряд с Александром Сергеевичем – Боже упаси! – но, может быть, и у меня приблизительно такой случай. Кстати, а вы много ли слышали веселых романсов? Возможно, что и грустно-печальное интерферирует, как говорят физики, в печально-светлое.

Грустно-печальное не может обойтись без темы смерти и одиночества. По поводу смерти у меня есть библейская парафраза: смерть – это мерило жизни, а если у нас не будет мерила, чем мы жизнь померяем?

Принятие смерти и, как для людей моего возраста, предопределение смерти с представлением страданий близких при наступлении оной – это тоже тема духовных уроков для обеих сторон. Без знания этого никуда не деться. Вспомним Екклесиаста: «…живые знают, что умрут, мёртвые ничего не знают».

Про одиночество коротко, одной строкой. Одиночество для многих всегда, почти всю жизнь – проблема номер один.

Аристотель писал о катарсисе – очищении через трагедию. Может быть, через грустно-печальное очищается не только пишущий, но и читающий. И напоследок:

…Пока, мой друг, пока,
Сниму с души оковы,
И кланяясь слегка,
Вернусь в свои покои.
Автор

Стихи

Я грустью измеряю жизнь…

В груди сосало что-то
Тянущаяся тоска,
Одиночество постылое
Или грусть застылую.
Эй, прохожий
С ухмыляющейся рожей!
Дай понять,
Как память унять!
Я грустью измеряю жизнь,
Что не имел и не давал,
Люди идут всё мимо,
А я спросить хочу:
– Как жить душе без грима?
Эй, кто-нибудь!
Скажите что-нибудь!
Идущие, стоящие,
Быть как простым и настоящим?
Я грустью измеряю жизнь,
Не нужно никому её итожить,
Такой я жизнемер, и что же?

Вечер. Закат

Вечер. Закат. Всё оцепенело,
Прощаясь с светилом.
Блики заката играют
На слюдянистых крыльях стрекоз,
Тени деревьев уходят вглубь,
Прощаясь с прошлым.
Дым от костра подымается
К небу светлым столбом.

Ты так прекрасна

Ты так прекрасна, юное дитя,
Вобрав в себя всю прелесть,
Ты стала новой формой бытия,
Соединив всё сразу – юность, зрелость.
К тебе душой и телом я тянусь,
Но останавливает что-то,
Нельзя сказать, что я боюсь,
Но наблюдает внутри меня кто-то.
А впрочем, так живи,
А жизнь моя пойдёт округой,
И ты фигурою своей особокруглой
Во мне желаний не буди.
Пусть они тихо засыпают,
У каждого своя судьба,
Снежинкою надежда тает,
Ей в небо не вернуться никогда.
Я тихо сяду у камина,
В огонь уткну свой длинный нос,
А жизнь идет всё мимо, мимо,
И я больной и старый пёс.
А что осталось?
Пренебрегать усталостью,
И наперекор судьбе
В последний миг махнуть рукой тебе.

В сочельник

Я с сомнением вышел из дома,
Без ритма скрипит снежный наст,
Я как будто не вышел из комы,
И чудится мне чей-то глас.
Деревья снегом небрежно побелены,
Вокруг стоит тишина,
Внутрь на меня нацеленно
Идут неслышные слова.
Они не оттуда, где звёздная кучность,
Где эфир стремительно туг,
И не оттуда, где чёрные тучи
Рождают сонмище пьяных вьюг.
Вот сумерки, снег, дорога,
И кажется, у начала дорог
Дом мой стоит бело-строгий —
До основания в стужу продрог.
И от этого простуженного дома,
Наперекор стеклянной стуже,
Из окна тёплый свет пошёл истомой,
Зная, что он кому-то нужен.
И звоном напоминалась стужа,
Земли обнажилась краса,
Вдруг я из ниоткуда
Услышал простые слова:
«Если идёшь, человече,
То куда ты идёшь?
Ведь в суетном своём веке
Без дома своего пропадёшь».

Вот, кажется, сейчас…

Вот, кажется, сейчас, вот что-то будет,
Накроет нас бушующий вал
И что-то сбудет,
Разрушит мифы дня,
Перевернёт сознанье,
И на обломках знанья
Появятся иные имена,
Но нет, всё это было, было,
И истина, как сивая кобыла,
Всё брешет до утра,
А впрочем, друг, пора, пора,
Покоя сердце не просит,
Но нас неумолимо сносит
В ближайший омут забытья,
Где тайны, как сомы большие, бродят,
Но не поймаем их ни ты, ни я.

Любовь до гроба и выше

Я, наверное, скоро умру,
В путь далёкий пора готовить торбу.
Что я с собой возьму?
Только то, что не натрёт горба.
Светлую радость, кому помог,
Надежду близких во всём, что смог,
Души своей продвиженье
И, может быть, воскрешенье.
Я знаю, что буду светиться там,
Но не будет хватать мне света,
Там на земле без ответа
Будет лучшая из Прекрасных Дам.
Поэтому, Господи, я прошу,
Когда будет заканчиваться её жизни круг,
Следами путаными, как в порошу,
Дай телеграмму ей: «Не спеши, ждёт тебя твой супруг».
Там в звёздной тиши,
Где мороз пробежит по исчезающей коже,
Напоследок дайте мне прокричать:
– Я люблю её, Боже!


Вам будет интересно