У меня есть пунктик: я не могу просто взять и забить на что-то. Меня это раздражает. Есть проблема – ее надо пофиксить, прямо здесь и сейчас. У меня даже прозвище такое – Фикси.
В чем-то это даже хорошо. Вот, например, на свадьбе Ханны, моей лучшей подруги. Прихожу и вижу: на половине столов нет цветов. Я это разрулила до прихода остальных гостей. Ханна меня еще потом поблагодарила в своей речи. И все получилось прекрасно.
А иногда наоборот. Однажды я смахнула клочок пуха с ноги женщины, сидевшей в соседнем шезлонге на спа-процедурах. Я хотела как лучше. А оказалось, что у нее просто на бедрах волосы растут. И я только ухудшила дело, воскликнув:
– Ох, простите, я думала, это клочок пуха!
Та вся побагровела, и еще две женщины тут же на нас уставились…
Теперь-то я понимаю: лучше мне было вообще промолчать.
Словом, есть у меня такой пунктик. Бзик. Раздражает меня всякий непорядок. И прямо сейчас он заключается в банке от колы. Ее поставили на верхней полке в нашем магазине, в отделе товаров для отдыха. Прямо напротив шахмат, и на них теперь бурое пятно. Видно, открыли банку рывком, так, что все расплескалось, и не вытерли. Чьих рук дело?
Прищурившись, я оглядываю магазин. На подозрении Грег, старший помощник. У него вечно при себе какое-нибудь пойло. Если не в жестянке, то в термокружке с камуфляжным узором – словно он в армии, а не в Эктоне, в магазине товаров для дома. Он вечно оставляет свои посудины где попало, а иногда и вовсе сует их покупателям в руки: «Подержите, пока я вон ту кастрюлю достану». Сколько раз ему твердила: «Не надо так делать!»
Ладно. Сейчас не до упреков. Кто бы ни пролил колу (Грег, поклясться готова, Грег!), важно, что от нее осталось пятно, а к нам вот-вот нагрянут важные гости.
Да, знаю, что шкаф высокий. Знаю, что пятно в глаза не бросается. И многие даже внимания не обратили бы. Сказали бы: «Тоже мне проблема, есть дела поважнее».
Со мной этот номер не пройдет.
Изо всех сил стараясь не смотреть на пятно, оглядываю сверкающий чистотой зал. Немного загромождено, конечно, но в семейных магазинах всегда так (наш с 1985 года, как на витрине написано). У нас есть все: от столовых ножей до фартуков и подсвечников, и это изобилие надо куда-то рассовывать.
Замечаю человека в водонепроницаемом плаще; он стоит в отделе товаров для кухни. Он тянется трясущейся рукой к простенькой белой кружке, и я торопливо протягиваю ее ему.
– Вот, пожалуйста, – говорю я, дружелюбно улыбаясь. – Могу отнести ее на кассу. Показать какие-нибудь другие кружки? Или вам нужно что-нибудь еще?
– Нет, спасибо, дорогая, – говорит он дрожащим голосом. – Мне нужна только кружка.
– Белый – ваш любимый цвет? – мягко наседаю я. Купить всего одну примитивную белую кружку – это так дико, что мне просто не выдержать.
– Пожалуй… – Он с сомнением оглядывает полки. – Мне еще нравится коричневый.
– Вот такой? – Я беру коричневую глиняную чашку, к которой гость, наверное, и не присматривался, настолько далеко она стояла. Прочная, с красивой ручкой. С такой в самый раз сидеть возле камина.
У гостя вспыхивают глаза. Так я и знала! Если живешь затворником, даже выбор кружки может иметь огромное значение.
– Она немного дороже, – говорю я. – Четыре фунта девяносто девять. Пойдет?
Потому что ничто не дается даром. И не нужно брать на себя лишнее. Так папа учил.
Я осторожно веду покупателя по проходу, следя за опасными углами. Это не от великодушия: знаю я мастеров все сшибать на пол. С ходу таких вычисляю. Трясущиеся руки, блуждающий взгляд, разболтанная сумка на колесиках – классические признаки. Осколки битой посуды по всему полу – это последнее, что нужно именно сейчас, когда к Джейку вот-вот придут посетители.
Я радостно улыбаюсь незнакомцу, стараясь ничем не выдать своих чувств, хотя при одной мысли о Джейке у меня все сжимается внутри. Всегда так. Стоит мысленно произнести: «Джейк» – и нá тебе. Я даже привыкла, хотя до сих пор не уверена, что это нормально. Понятия не имею, как другие воспринимают своих братьев. У моей лучшей подруги Ханны их нет, а первого встречного ведь не спросишь, правда? «Как вы к братьям-сестрам относитесь? Психуете, иглы топорщите?» С моим братцем дело именно так и обстоит. Из-за Николь я не психую, но вечно ощетиниваюсь, как перед дракой.
Словом, ни с кем из них я не чувствую себя хорошо.
Может, дело в том, что они оба старше и мне трудно тягаться с ними. Когда я, одиннадцатилетняя, только перешла в среднюю школу, Джейку исполнилось шестнадцать, и он считался звездой футбольной команды. Николь в пятнадцать отличалась изумительной красотой, и ее приглашали в модельный бизнес. Все в школе хотели с ней дружить. Меня благоговейно спрашивали: «Как, Джейк Фарр – твой брат?! Николь Фарр – твоя сестра?!»
Николь уже тогда предпочитала просто плыть по течению, но Джейк – совсем другое дело. Собранный. С горящим взором. Вспыльчивый. Никогда не забуду, как он повздорил с мамой, а потом пинал по всей улице консервную банку и ругался на чем свет стоит. Я следила за ним сверху из окна, завороженная и слегка напуганная. Сейчас мне двадцать семь, но ведь в каждом из нас живет одиннадцатилетка.
