ТОВАРИЩУ ПО ЛИТИНСТИТУТУ В.К.
Мой друг пропал, хоть подавал надежды.
Под солнцем место заняли невежды.
На память хлебницу оставил и диплом,
Чтоб я читал и вспоминал о нем.
Я хлеб жую и чту его рассказы,
А место заняли пройдохи и пролазы.
Прощай, мой друг! Я хлебы преломлю…
Большое плаванье большому кораблю.
А что литература? – Пустячок!
Ты прав: чок-чок – и зубы на крючок.
Ты спасся – я ценю поступок беспримерный,
А я прикован к ней, увы, как раб галерный.
Я день и ночь – в Содоме,
терзаю душу я,
что мало денег в доме,
что рушится семья,
что нужен шифоньер нам,
что «стенка» нам нужна,
что день и ночь по нервам
пиликает жена,
что нужно разводиться,
разменивать жилье,
что жизнь течет водицей
сквозь пальцы, что ее
осталось ненадолго,
по-видимому, но,
исполнен чувства долга,
надеюсь все равно:
земной судья развяжет
что Бог связал на век,
и, холостой и даже
счастливый человек,
вновь женщину найду я,
спокойную, с умом,
пускай немолодую, —
и кончится Содом.
И вот, назло соседям,
в Гоморру мы поедем.
Едва светает, выйти на крыльцо,
Пока еще туманно все в природе,
Из кадки дождевой ополоснуть лицо
И просветлеть, как солнце на восходе.
С намокшей удочкой пройти по валунам
Туда, где плес заветный серебрится,
Скитаться допоздна, как в вольном небе птица:
Ведь эта тишина врачует души нам.
Или с корзиной в лес, чтоб отдохнуть
От суеты сует, от склок и от раздоров, —
Там тихо и светло, не слышен шум моторов.
Там палая листва нам устилает путь.
Обильно дарит от своих щедрот
Болотной клюквой и лесной черникой, —
Ах, осень, осень! Кто тебя поймет —
Войдет в шатер твой с головой пониклой.
Ты плодоносишь – мы еще цветем,
Ты сбросила листву – а в нас еще надежда,
Что старость далека, минует нас, что прежде
Чем умереть, уж мы свое возьмем.
Да что же брать? Дари и раздавай!
Люби, пока тепло и солнце не померкло,
А что потом – нирвана или пекло —
Не все ль равно: пустые все слова.
Достойны будем памяти о нас,
Детьми мы обновимся и делами.
Раздарим все тем, кто идет за нами,
И ничего не спрячем про запас.
В сизом, морозном тумане
Серый укрыт поселок.
На горизонте – солнце
Оранжевое, как апельсин.
Колонны седого дыма,
Печные продолжив трубы.
Растекаются под небосводом
В слоистые облака.
Как во имя святого Георгия
Воевали промежду собой
Петр с Иваном и Федор с Ильей,
Воевали, не выслужив ордена.
Нападал Александр на Олега,
Виктор крепко Андрея теснил,
Но изрек пресвятой Михаил:
Я есть альфа твоя и омега;
В Вашингтоне блюду и в Москве я…
Если кто в Третьяковку придет,
Зрит там отрока Варфоломея,
Как явился ему гугенот.
***
*Бок о бок мы! Но равнодушно выл
Вагон метро, мусоля детективы.
И эскалатор развозил учтивый,
Двубортные застегивая швы.
Как много нас! Душа моя стремится
Отсюда, где меня внезапный лед сковал,
Как озимь стылую, уйти на перевал,
На перевал – и заблудиться.
Печален мох, и холодна вода,
И жизнь просторна и проста, как воздух.
Так вот зачем Ты уходил сюда,
На скудный камень при высоких звездах!
***
Усталый серп луны взрезает облака,
и в черном небе он один лишь не угас.
Но нет во мне раба.
Я ненавижу вас,
я ненавижу вас,
как бешеных собак.
Я жил не как хотел,
я бился в стену лбом.
Нет, я не огибал бесчисленных препятствий.
Но вой,
ваш дружный вой
мне был залогом в том,
что я – во времени,
вы – только лишь в пространстве.
***
*Весь день гляжу на поплавок,
Сбежав от ядерной угрозы,
А солнце жарит левый бок,
И шепчут крылышки стрекозьи.
Валун с языческой поры
Лежал, небось, на диком бреге,
И проносились осетры
Там, где сейчас клюют коряги;
Косматый ельник пер к реке
Единодушным пьяным сбродом,
А время быль о рыбаке
Писало вилами по водам.
Плывут, мое тепло храня,
В летейской мгле мои глаголы.
Скажусь Игнатием Лойолой,
Авось забудут про меня.
Блажен тот муж, который
Не ходит к нечестивым,
На грешный путь не встанет,
Развратников не чтит,
Да только нет опоры
Его благим порывам
В миру, где кнут и пряник
Владычат, как синклит.
Он верит, что взметнутся
Они, как пыль под ветром,
Что воздается тем, кто
По совести живет,
Но чтоб он смог заткнуться
С голодным приставаньем,
Вели, о Боже, манне
Валиться круглый год.
Мутятся народы, цари восстают,
Дырявят вотще атмосферу,
И смертным хвастливые статуи льют,
И в Бога утратили веру.
Но горний правитель все терпит, пока
Не станет, как в сказке кошмарной,
И жизнь человека дешевле горшка,
И царства – тесовой гончарни.
Ты прав, о Господи! Но вот что невдомек
Мне, скудоумному: зачем стоишь вдали Ты?
Ведь видишь Ты, что лев ягненка поволок
И похотливец вышел для ловитвы.
Как беспристрастен Ты! И, зная это, всякий
Не вправе ли сказать убивец или тать,
Что Судный день – одни сплошные враки,
А если Ты и есть, Тебе на нас плевать…
Опомнись! Наведи на них Ты скорбь и гибель
И судьбы их развей, как листья к ноябрю, —
И либо укреплюсь я в шаткой вере, либо
Я стану как они. И лиру разобью.
