Время, все же странная субстанция, то оно тянется, будто янтарная смола, стекающая из ранки по стволу стройной сосны, то медленно течет, как широкая спокойная река, а то летит, как быстрая птица стриж. Вот такое странное сравнение однажды пришло на ум. Мне уже за шестьдесят, прожив достаточно бурно и интересно эти годы и вспоминая прошлое, я осознал, какое оно всегда разное. Может быть это возрастное, но у меня сложилось впечатление, что больший промежуток моей жизни, оно все-таки быстро летело. Вот и сейчас не покидает эта мысль. Уже идет пятый месяц нового года, а кажется, только вчера праздновали его встречу звоном бокалов, загадыванием желаний и запуском фейерверков. И вот уже отморозила свое зима, отмела метелями, и весна подходит к концу. Это самое мое любимое время года, время расцвета и надежд. Деревья только распускают свои маленькие ярко-зеленые клейкие листочки, на улице тепло, но нет еще ни назойливых комаров, ни вездесущих мух. Яблони и вишни раскрывают бутоны, являя миру свои яркие цветы, даря надежду на щедрый урожай.
Тихий майский вечер, отцветает черемуха, зацветает сирень, в воздухе запахи одурманивающие. Из небольшой рощицы, находящейся неподалеку, доносятся соловьиные трели. Сижу в беседке, две кавказские овчарки, Лорд и Лора, трутся о колени, и поддевают руки своими большими красивыми мордами, заставляя их гладить, соскучились за день. Рядом, на столбике палисадника, сидит Ласка, красивая черная кошка, с ярко желтыми выразительными глазами, вслушивается в пение соловьев и чириканье воробышков, зорко охраняя свою территорию, всегда готовая поймать какого-нибудь растяпу. По огороду бегает маленький рыжий котенок, ему месяца три, не больше, он появился у нас две недели назад. Пришел в сад и уселся на камушке, рядом с кустом смородины. Его заметила жена, подошла, а он сидит и смотрит на нее, своими большими грустными глазами, она поспешила за кормом, принесла ему немножко мяса, которое он мгновенно проглотил. Супруга взяла этого бедолагу на руки, и принесла мне его показать.
Маленький, жалкий бездомный бродяжка, худой, с ввалившимся брюшком, а я и не знаю что сказать, но знаю только, что животные ревнивы, как и люди, а может быть и больше. Я подумал, а вдруг наша кошка обидится и уйдет, если оставить его дома. Решили мы покормить это маленькое создание и отнести за ворота. Жена напоила его молоком, дала еще немного мяса, и унесла за пределы двора. Вернулась расстроенная, жалко ребенка, но что делать, стали мы из окна наблюдать за тем, что же будет дальше. А дальше, пролезло это маленькое рыжее «чудовище» под ворота. Я сорвался с места, чтобы спасти бестолковое существо от неминуемой гибели, выбежал во двор, супруга выскочила за мной, и мы увидели, как подходит котенок поочередно к нашим большим собакам, обтирается об них своим худеньким тельцем, и идет к нашему дому по подъездной дорожке. Псы в шоке сидят, ничего не понимая. А мы? Мы очень удивлены, если не сказать больше, не зря же говорят, что рыжие – бесстыжие. Пришлось взять паренька домой. Наутро повезли мы его в ветеринарную клинику, оказалось, что еще немного, и он бы умер от истощения и воспаления легких. Наверное, безысходность и побудила его придти к людям за помощью, невзирая на двух огромных псов, которые могли разорвать его в секунду. Подлечили мы его. За время процедур, он стал не только нашим любимцем, но и любимчиком персонала клиники, его даже записали в журнале приема, не как какого-то Ваську или Мурзика, а как Луидора Викторовича. И вот теперь этот Викторович, по имени Золотой Луидор, счастливый, бегает по огороду, то влетая на самые макушки яблони, сливы, или груши, то крутится под лапами своих больших новых друзей, которые к нашему удивлению, сразу же приняли его в свою стаю. Даже Ласка, наша породистая красотка, приняла его, хотя и с настороженностью, и некоторым высокомерием.
Смотрю на всю эту идиллию, наслаждаюсь покоем, вроде бы все хорошо, но что-то немного беспокоит. Может быть, это тоска по ушедшей молодости, а может быть, ностальгия по той стране, которой уже нет. Вот вчера, с удовольствием посмотрел один из шедевров нашего советского кино, фильм «Не может быть», снятый по мотивам рассказов Зощенко. Как там сказал Вицин в одном из эпизодов: «Грубый век, грубые нравы, романтизму нету». А ведь и правда, век грубый и нравы такие же, да и романтизма похоже уже нет. А был же он, романтизм, и жизнь была спокойная и стабильная. Хотя начало века было грубым и страшным, а к середине, век стал вовсе ужасным, вторая его половина смягчилась, и потеплела, и здорово мне повезло, что довелось родиться и расти в это оттепельное время. Я смотрю на свой трехэтажный дом, сад, двор с баней и бассейном, глажу собак, а сам постепенно погружаюсь в воспоминания, которые странным образом выхватывают из прошлого только самое интересное, самое значимое.
Мне четыре года, мы живем, где-то на окраине города. Два двухэтажных, двухподъездных деревянных дома, стоящие буквой Г, и ряд сараев образуют уютный дворик, в центре которого небольшой участок, с высокими деревьями ирги, и густыми кустами боярышника. Вдоль домов со стороны улицы, ровным строем стоят деревья, с раскидистыми кронами, снизу окольцованные ажурными решетками, предохраняющими кору, от гуляющих везде прожорливых коз. Дорожки возле подъездов выложены булыжником. Садик огорожен красивым резным палисадником, в центре – песочница, с ярко выкрашенным грибком над ней, а слева, с краю, большой деревянный стол с двумя рядами лавочек и лампочкой, висящей над ними на тонкой жердине. За этот стол, когда не было дождей и морозов, взрослые дядьки вечерами, садились забивать козла, видимо того самого, который хотел ободрать кору с наших красивых деревьев. Я из песочницы пытался подсматривать, как это у них получается, но так ни разу и не увидел, как они его забивают. Видел только, как сильно стучат они по столу, какими-то черными костяшками, иногда выкрикивая «Рыба», но что интересно, и рыбы там, мне тоже увидеть не удавалось. Я качал головой, и думал: «Какие все-таки странные, эти взрослые».
