В машине я сказал, что завершил первый вариант моей книги – вот этой самой книги. А когда начали подъем на одну из гор в Пиренеях – на ту, которую оба считали священной и где нам случалось проживать необыкновенные минуты, – добавил: «Разве тебе не интересно узнать, о чем эта книга, как она называется?» «Интересно, – ответила ты, – но боюсь спросить, хотя, когда узнала, что ты завершил работу, обрадовалась – очень обрадовалась».
И я сказал тогда, о чем эта книга и как она называется. Мы продолжали путь в молчании. Вокруг, слетая к нам с верхушек голых, лишенных листвы деревьев, шумел ветер, и от этого дуновения гора снова явила нам свое могущество, показала свою магию.
Потом пошел снег. Я остановился и вгляделся в эту картину: падающие хлопья, свинцовое небо, лес и ты рядом. Ты была рядом со мной, ты всегда рядом со мной.
Я хотел сказать тебе об этом, но решил дождаться, когда ты в первый раз перелистаешь эти страницы. Эту книгу я посвящаю моей жене – тебе, Кристина.
Автор
По утверждению писателя Хорхе Луиса Борхеса, понятие Заир связано с традицией ислама и возникло в XVIII веке. По-арабски оно означает нечто видимое, присутствующее, то, что не может остаться незамеченным. То, что, войдя однажды с нами в контакт, будет мало-помалу занимать все наши мысли до тех пор, пока не вытеснит все остальное. Это можно счесть святостью – или безумием.
Фобур Сен-Пер. Энциклопедия фантастики, 1953 г.
Она: Эстер, военная корреспондентка, только что вернувшаяся из Ирака, где в любой миг могут начаться боевые действия. Тридцать лет. Замужем, детей нет.
Он: личность не установлена. По виду – 23–25 лет. Волосы темные, монголоидный тип лица.
В последний раз обоих видели в кафе на улице Фобур Сент-Оноре.
Полиция располагает сведениями о том, что они встречались и раньше, хотя неизвестно, сколько раз. Эстер всегда говорила, что этот человек – она называла его Михаил, но едва ли это его настоящее имя – очень важен для нее, хотя никогда не поясняла, в каком смысле: в профессиональном или в личном.
Начато расследование. Рассматриваются версии: похищение с целью выкупа, похищение и последующее убийство, что совершенно не удивительно, если учесть, что в силу своих профессиональных обязанностей, то есть для получения информации, Эстер неоднократно приходилось вступать в контакт с представителями террористических организаций. Установлено, что в течение нескольких недель, предшествующих ее исчезновению, она регулярно снимала со своего текущего счета значительные суммы денег. Можно предположить, что это связано с оплатой предоставляемых ей сведений. Вещи и одежда оставлены, но паспорт, как ни странно, не обнаружен.
Он: неизвестный, очень молод, нигде не зарегистрирован, никаких следов или примет, по которым можно было бы установить его личность.
Она: Эстер, две международные премии по журналистике, тридцати лет, замужем.
Моя жена.
Меня тут же взяли под подозрение и задержали – поскольку я отказываюсь сообщить, где находился в день ее исчезновения. Но вот надзиратель открывает дверь камеры и сообщает, что я – свободен.
Почему же я свободен? Да потому, что в наши дни всем все про всех известно, стоит лишь запросить информацию, как ее вам предоставят – где мы расплачиваемся кредитными карточками, где бываем, с кем спим. А в моем случае все еще проще: некая журналистка, подруга Эстер, разведенная – стало быть, может без проблем сообщить о наших с ней близких отношениях, – узнав, что меня арестовали, с готовностью подтвердила мое алиби. Она предоставила неоспоримые доказательства того, что была со мной в день исчезновения моей жены.
Я разговариваю с комиссаром – он возвращает мои вещи, извиняется, сообщает, что мой скоропалительный арест был произведен на законных основаниях и что у меня не может быть причин жаловаться или подавать иск на государство. Объясняю, что и в мыслях такого не держу, ибо знаю – любой и каждый находится под подозрением и круглосуточным наблюдением, даже если и не совершал ничего противозаконного.
– Вы свободны, – повторяет он слова надзирателя.
А в самом деле, осведомляюсь я, не могло ли чего-нибудь случиться с моей женой? Она ведь не раз говорила, что из-за своих обширных контактов с террористическим подпольем порою чувствовала за собой слежку.
Комиссар молчит. Я настаиваю, но он ничего мне не отвечает.
Спрашиваю, может ли она ездить по миру со своим паспортом? Отчего же нет – раз она не совершила никакого преступления, то имеет право в любой момент покинуть страну или вернуться сюда.
– Значит, не исключено, что ее уже нет во Франции?
– Вы полагаете, она бросила вас из-за того, что вы ей изменили?
Это вас не касается, отвечаю я. Комиссар, секунду помолчав и посерьезнев, говорит, что мой арест был необходим – таков порядок, – но по-человечески он мне очень сочувствует. У него тоже есть жена, и, хотя ему не очень нравятся мои книги (Ах, вот как! Он, оказывается, знает, кто я! Не такой невежда, каким кажется!), легко может поставить себя на мое место и понимает, как мне трудно.
Ну и что я должен теперь делать? Он протягивает мне свою визитку: «Если что узнаете, звоните». Знаю, знаю, видел в кино, и меня это не убеждает, полицейские всегда знают больше, чем говорят.
