– Перестань, иначе упадешь!
Шедший целую неделю снег спрессовался в наледь, и подстерегающие каждый день опасности по ночам припорашивает свежим снежком. Через каждые несколько метров мои ботинки едут дальше, чем туда, куда ступают ноги, и внутри у меня все замирает, когда я мысленно готовлюсь упасть. Мы движемся очень медленно, и я жалею, что не догадалась повезти Софию на санках.
Она неохотно открывает глаза, медленно, по-совиному, поворачивая голову от магазинных витрин, и утыкается лицом мне в рукав. Я сжимаю ее обтянутую перчаткой руку. София не выносит вида птиц, висящих в витрине мясной лавки, чьи яркие перья на шее жутковато контрастируют с безжизненными глазами, которые они в свое время оттеняли.
Я тоже терпеть не могу смотреть на этих птиц.
Адам говорит, что эта фобия перешла к Софии от меня, словно простуда или какое-то ненужное украшение.
– Тогда откуда она у девочки? – спросил он, когда я стала возражать. Адам вытянул вперед руки, повернувшись к невидимой толпе, будто отсутствие ответа лишь подтверждало его правоту. – Только не от меня.
Конечно, нет. У Адама нет слабостей.
– «Сейнсберис», – произносит София, оглядываясь на магазины, когда мы отходим на безопасное расстояние от птиц. Она по-прежнему произносит это название как «фейнбвис», отчего у меня сладко щемит сердце. Именно эти мгновения я очень ценю, ради которых сто́ит жить.
От ее дыхания в воздухе повисают крохотные облачка пара.
– Теперь обувной магазин. А сейча-а-ас… – София растягивает слово, выжидая, когда наступит время. – «Овощи-фрукты», – объявляет она, когда мы проходим мимо. «Овочи-фукты». Господи, как же я ее люблю!
Этот ритуал начался еще летом, тогда София буквально сгорала от нетерпения, так ей хотелось пойти в школу. Вопросы сыпались градом. Какая у нее будет учительница? Где они станут вешать куртки? Будет ли там пластырь, если она оцарапает коленку? И скажи мне еще раз, какой дорогой мы туда пойдем? Я повторяла ей снова и снова: вверх по склону, через дорогу, потом еще раз через дорогу, а затем на главную улицу. Мимо автобусной остановки около средней школы, вдоль торговых рядов, где книжный магазин, контора риелтора и мясная лавка. За угол к «Сейнсберис». К обувному магазину, потом мимо магазина «Овощи-фрукты», полицейского участка, вверх по склону мимо церкви – и мы на месте.
С Софией нужно иметь терпение, и это дается Адаму с трудом. Ей надо все повторять снова и снова. Убеждать, что ничего не изменилось и не изменится.
Первого сентября мы вместе с Адамом провожали Софию в школу. Взяли девочку за руки, чуть раскачивая ее между нами, будто мы по-прежнему нормальная семья, и я обрадовалась появившемуся оправданию навернувшимся у меня на глаза слезам.
– Она побежит и сразу все забудет, – сказала тетя Мо, увидев мое лицо, когда мы выходили из дома. Вообще-то, она не тетя, а миссис Уатт – слишком пафосно для соседки, которая готовит горячий шоколад и помнит все дни рождения.
Я заставила себя улыбнуться:
– Знаю. Глупо, да?
Глупо хотеть, чтобы Адам жил с нами. Думать, будто этот день значил что-то еще, нежели игру в семью ради дочери.
Мо нагнулась и ласково улыбнулась Софии:
– Желаю тебе хорошего дня, лапочка.
– У меня платье кусается, – последовал недовольный ответ, который Мо пропустила мимо ушей.
– Оно просто чудесное, милая.
Мо выключает слуховой аппарат, чтобы сэкономить на батарейках. Когда я захожу к ней, приходится встать прямо на клумбе около окна гостиной и размахивать руками, пока она меня не заметит.
