Записки о старце Николае, составленные его духовным чадом, грешным иеромонахом Нестором

По благословению Архиепископа Бельгийского и Брюссельского

СИМОНА

Мой первый приезд к отцу Николаю произошел летом 1985 года, когда еще на остров регулярно ходила «Заря» и когда старца почти никто не знал. Я прибыл во Псков во второй половине дня. Сойдя с поезда и придя на пристань, я узнал, что пароход делает всего два рейса в день – в семь утра и в два часа дня. Был пятый час пополудни. Ночевать мне было абсолютно негде, и поэтому надо было как-то добираться до острова. Но как? Про дорогу через Толбицы я тогда ничего не знал. На пристани стояло прогулочное судно из Тарту с эстонцами-туристами. Поднявшись на палубу и пройдя в капитанскую рубку, я узнал, что через час судно отправится в обратный путь по озеру и будет проходить мимо Залита, но на сам остров заезжать не будет. Зайдет только на некоторое время на соседний остров Белов, который находится от Залита в шести километрах водного пути. «Что делать? Рискну», – решил я и попросил капитана взять меня до Белова. Через час мы тронулись в путь. Пароходик казался пустым. День стоял солнечный. Разморенная дневной жарой и утомленная путешествием публика отдыхала по каютам. Найдя укромное место на палубе, где я никому не мешал и где меня никто не видел, я поудобнее устроился и предался созерцанию красивых берегов реки Великой. Вскоре пароходик вышел в необъятное Псковское озеро, и пейзаж сменился. Его однообразие мне быстро наскучило. Чтобы скоротать время, я раскрыл молитвенник и стал читать акафист Иисусу Сладчайшему. Насытив свой дух молитвой, я глянул в озерную даль. Однако заветный остров, который я поджидал с легким волнением, не появлялся.

Не найдя, чем бы еще себя занять, я поднялся наверх, походил туда и сюда по палубе и, сам не зная как, оказался в рубке капитана, который оказался на редкость общительным человеком. Он с привычным вниманием покручивал свой штурвал. Мы разговорились. Я не обладаю счастливой способностью быстро сходиться с людьми. Однако добродушный капитан, от которого исходила спокойная уверенность, своей открытостью и широтой натуры быстро расположил меня к себе. Беседовал я с ним, как с давно знакомым человеком. «A-а, ладно, – сказал неожиданно в конце разговора капитан, – поехали на Залит, так и быть, отвезу».

Через полчаса пароходик причалил к берегу острова Залит. Экскурсанты-эстонцы лениво вышли из своих кают, чтобы посмотреть, куда они прибыли. Узнав, что это не Белов, они молчаливо провожали меня вопросительно-равнодушным взглядом. А на самом берегу острова, у пристани, скопились ребятишки и другие обыватели острова, пришедшие посмотреть на причалившее в неурочное время судно и выяснить, по какой причине оно приплыло. Для островитян незнакомый пароход, прибывший не по расписанию, – это целое событие.

Под любопытными взорами местной детворы и рыбаков я спустился на берег, помахал напоследок рукой доброму капитану и направился к церкви, которую заприметил задолго до причала благодаря высокому шпилю ее колокольни. Церковь оказалась закрытой. Узнав, где живет отец Николай, я направился в указанном направлении, стараясь не наступать на раскиданные по обеим сторонам тропинки рыболовецкие сети. Подойдя к домику, я осторожно постучался. Довольно продолжительное время не было никакого ответа. Но вот в сенцах послышалось копошение и затем неторопливые шаги. Дверь приоткрылась, и я впервые увидел старца. Он был в поношенном подрясничке и выглядел как-то уж очень просто. Ни величавости, ни духовной строгости, ни значимости и вообще ничего такого, что указывало бы на его исключительность, я не находил в его облике. Он держал себя предельно скромно и казался обыкновенным стареньким батюшкой. «Вы что хотите-то?» – услышал я вопрос старца. «Меня послал к вам архимандрит N», – ответил я. «Да ведь я немощный и старый, ничего не могу. Зачем же он ко мне посылает?» – непритворным голосом произнес отец Николай. И в первый момент я поддался этой невзрачности представшей передо мной картины. «Старенький священник, каких много. Неужели зря ехал в такую даль?» – мелькнуло в моей голове. Не таким рисовался старец в моем воображении. Я застыл в легком недоумении, но все-таки дверную ручку из своей руки не выпустил. Не помню, сколько времени провел я в своем замешательстве. Прервалось оно внезапным приглашением старца: «Ну ладно уж, проходите». Я обрадовался и с поспешностью схватился за свой портфель. Однако на самом пороге домика старец вдруг остановил меня весьма странным вопросом: «А ты хорошо выучил, как пишутся частицы “не” и “ни”?»

Смысл этого обращения я понял не сразу. Мне стали ясными слова старца только на следующий день, когда я на рыболовецком катере плыл по озеру в обратный путь. В то время я учился на предпоследнем курсе Педагогического института и проходил практику в школе, преподавал русский язык и литературу. Своим вопросом старец давал мне понять, что ему известен род моей деятельности. Это был как бы ответ на мой мимолетный помысл о том, что, может быть, зря я ехал в такую даль. Но в тот момент, когда этот вопрос прозвучал, я, сбитый с толку его необычностью, не успел ничего сообразить. Я не привык к столь оригинальной манере общения, с которой до знакомства со старцем не встречался.