Августовская ночь вот-вот поглотит остатки зари, высеет золотыми звёздами чернильное небо, засверкает метеорным потоком. Переполненный поезд медленно ползёт. Все до единого вагона битком. Два-три человека на койку. Юные пассажиры кучкуются. Недовольных нет. Теснота не давит. Духота не мешает.
Люся судорожно вздохнула. Глаза закрывались сами собой. Вагон мерно баюкал. Стук колёс задавал новый ритм. Звуки ленинградского метронома остались позади… Не будет больше медленного тиканья – отсутствие воздушной атаки, не будет больше быстрых щелчков – бомбардировка начнётся с минуты на минуту. Вдруг яркая вспышка воспоминаний переносит в другое лето. В лето совсем другой жизни, в которой были и мама, и папа. В том далёком августе они ехали на поезде к маминой тётке. Первое и единственное семейное путешествие. Глаза защипало. Девочка утёрла кулачком слёзы, прошлась взглядом по обитому доской вагону. Бледные костлявые лица. Тощие тельца в мешковатой застиранной одежде. Воспитательница, скрючившись, дремлет в уголке подле малышни. Ей за пятьдесят, но жилистая фигурка как у подростка. Переправа на баржах через Ладогу отобрала много сил. Детский дом в пути к новому пристанищу в безопасном Сталинграде. Дети уморились. Спят или также мысленно блуждают в прошлом, обдумывают настоящее, грезят о туманном будущем.
Усталые веки дрогнули, плотно закрылись, и снова вереница воспоминаний. Снова картинки из путешествия, которое не повториться вперемешку с событиями минувшего года: Люся считает с папой столбы, на папу принесли похоронку, на полустанке собирает с мамой васильки, мама умерла от голода… По щекам покатились слёзы. Девочка сдвинула брови, утёрлась: «Всем плохо. Я потерплю. Поплачу потом. После войны. Горем сейчас не надо делиться. Много горя. Надо делиться радостью».
Пахнуло травой. Девочка посмотрела в тёмное окно. Наверное, где-то там, в ночи поля. Она любила цветы. Приятный аромат защекотал ноздри, напомнил, когда Люся в последний раз держала букет…
Радио на первом этаже в квартире дворника, как обычно, пело на весь подъезд. Задорно гремел марш энтузиастов:
Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны не льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века!
Громко подпевая, Люся с пышным букетом скакала по ступенькам домой, косички весело прыгали в такт. Девочка вбежала в квартиру, скинула сандалеты и впорхнула в гостиную.
Мама ахнула:
– Ну, надо же! И садовые, и полевые! Неужели двадцать первого июня уже всё это можно достать?! Откуда такой?
– Нины соседки. У них выпускной. Из Ботанического сада. Одноклассники притащили, – взахлёб сообщила дочка, запихивая букет в вазу на буфете.
– Возьми бидончик и поставь букет на обеденный стол, – посоветовала мама. – А что ж она тебе цветы отдала?
Люся притащила из кухни бидончик с водой.
– Так они на набережную гулять, а цветы до рассвета завянут. Завтра после обеда отдам.
– А чего не с утра?
– Отсыпаться будет. А ещё Нина сказала, что она учиться пойдёт в… – после паузы девочка по слогам проговорила, – хи-ми-ко-фар-ма-це-вти-чес-кий. Фух! Университет. Будет вакцины всякие изобретать. Я бы с ней хотела учиться. Нина хорошая. Но кто же меня в университет после четвертого класса возьмёт?
Из ванной вышел папа. Люся подскочила с вопросом:
– Па, а зачем выпускники рассвет встречают?
Он приобнял дочь:
– Пойдём на балкон. Полюбуемся закатом.
С решётчатого балкончика пятого этажа можно разглядеть почти целый район. Вдоль Нивы стайки выпускников. Солнце окрасило небо в розоватые тона. Вечер мягкий, приветливый. Люся улыбнулась, но внезапный порыв ветра заставил крепко схватиться за папу.
– Традиция встречать рассвет давняя. Вряд ли кто наверняка скажет, когда она зародилась. Это как символ прощания с детством, вступление во взрослую жизнь, – задумчиво проговорил папа.
Люся засмеялась в ладошку:
– А мне Нина сказала, что раньше, кажется в девятнадцатом веке, школьные балы называли «ярмарками невест». Потому что на рассвете, некоторые юноши делали предложение руки и сердца.
Папа усмехнулся:
– Кто его знает? Может, и делали… – голос зазвучал озабочено, – как зарница занимается…
Закрутив головой, Люся спросила:
– Что занимается? Где занимается?
– Вон те световые вспышки на горизонте. Там видимо уже гроза разыгралась.
– А где же гром?
– Потому и называют зарницей, что гром далеко, неслышно.
– Ну и вид у этой зарницы… Страшноватая…
Отец поспешил успокоить дочь.
– Ну что ты. Не надо бояться. Это всполохи света. Свет же он добрый. Всем нужен. Между прочим, в старину и имя такое женщины носили. А на характер свой посмотри. Ну, чисто зарница!
– Я? Почему? – изумилась Люся.
– Иногда так и полыхаешь взглядом!
Мама переставляла на подоконнике горшки с фиалками и геранью и в открытые двери всё слышала, она прибавила:
– Вот-вот, главное вовремя твой запал, доченька, на мирное дело переключать!
Папа пригладил смутившейся дочери волосы:
– Ты такая же яркая, задорная, как настоящая зарница. И к нашему с мамой счастью, только сверкаешь, а не грохочешь!
– Хм-м… А может у меня всё внутри грохочет?
