Это была дождливая и серая неделя. Я ездил на Московском центральном кольце почти каждое утро и вечер. Среди людей, сидящих в вагонах, было много женщин. Внезапно я понял, что как минимум одна из них не помыла жопу после естественного отправления в туалете. Как обычно, в узорах окружающего пространства я видел грустный и немного злобный смайл. И спустя месяц женщины увидели там огромный туалет. Они подошли к мужикам и поздоровались.
Возвращаясь домой, я размышлял, что в магазине опять пропал салат с ананасами, а морская капуста в сливочном соусе уже потеряла свой вкус и напоминает морскую тину. Я не мог покупать каждый день одно и то же, потому что я новатор и диссидент.
Это же отразилось и на всех моих попытках построить интимную личную жизнь: в период влюблённости всегда присутствует ощущение, что теперь-то всё заиграет новыми красками.
Я встретился дома со своей женой.
– Подожди, мне нужно отойти в туалет.
– Да, конечно.
К сожалению, больше мы никогда не виделись. Я сохранил невозмутимость и продолжил ходить в туалет. Впрочем, я глубоко сомневался, что она и правда существовала, а если и существовала, то надеялся, что она провалилась в сортир. Я никогда не мечтал обзавестись гражданской женой в привычном понимании этого слова. Когда мы встречались, я специально показывал ей своё дерьмо, чтобы она поднялась до моего уровня или ушла. Я отвратительно шутил и высмеивал её. Она негодовала и посылала мне в ответ нелепые детские проклятия и свежие интернет-мемы. Тогда я ненавидел её ещё больше и мечтал уничтожить. Я старался отправлять ей всё самое мерзкое, что находил у себя внутри, и удивлялся, что она не убегает от меня в ужасе и страхе столько времени. В конце концов я приходил в себя и осознавал, что там никого нет, и ничего не хотел. Я знал, что историю с женой можно было растянуть на несколько глав или даже несколько томов, а также обыграть, проиграть и переиграть в реальной жизни, но ведь тупая волосатая обезьяна меня совсем не любит. Она ненавидит меня, воняет дерьмом и не признаёт личного пространства: она хотела сделать наши деньги и комнаты общими и превратить меня в работающий круглые сутки терминал группы поддержки. На мои же просьбы о помощи в ответ не следовало ничего. Когда я растворялся в своих делах и отторгал её, она начинала тормошить меня, злиться и ненавидеть: ведь именно сейчас она безумно хотела обсудить со мной вопрос покупки новой стиральной машины, соскучилась по моему теплу и интимным половым контактам; она чувствовала измену, хотя и сама любовалась на мужиков, которых считала красивее и круче меня. Дописав этот текст, я почувствовал запах концентрированной мочи, говна и моющего средства для туалета. Стало очень неприятно. Она часто посылала мне неприятные запахи. Конечно, втайне я безумно мечтал, чтобы моя жаба вышла замуж против меня за кого-нибудь другого, а я гордо смотрел на них – двух лохов – с высоты своего одиночества, ненавидел, был самодоволен, рад и таким образом преисполнен. Так всё и произошло.
Я выглянул из окна. Они припарковали возле соседнего подъезда машину. Еле сдерживая тошноту, я смотрел, как после недавней брачной церемонии они загружают в кредитный хэтчбек сумки из продуктового магазина. На ней были надеты потные черевички с треугольным носом, а на платье интересный принт: вроде бы цветочки, а вроде и голубиный помёт…
– Пожалуйста, вытащи из трубы лобковые волосы. Потом обязательно прими душ: мы пойдём заниматься сексом.
– Да, дорогой.
Из меня вырвался смешок. Они почувствовали мой взгляд, но быстро отвернулись и ушли в квартиру, которую взяли в совместную ипотеку. Конечно, там они были счастливы. Она тянулась ко мне из своей тоски по новому и неизведанному, и чувствовала во мне силу, которую никогда не мог бы дать ей обычный придурок. Но после расставания она легко перетянула чашу весов на свою сторону, и лохом оказался я: бомжом-эскапистом, маргиналом, сидящим на помойке изгоем общества, что, оказывается, вовсе не круто!
Я понял прошедших мимо моего окна придурков-молодожёнов как нелепую попытку изобразить против меня самодовольствующееся целое, земной мини-рай. Она хотела сделать это со мной и оскорбила столь унизительным бытовым отношением. Утопия, такого не может быть – вот как она обозначила мои идеи, а мой мир признала ненастоящим и узким, хотя совсем недавно пыталась изобразить, как близка ко мне, что даже сделала грустные литературные записи и сочинила стихи про говно – свободная путешественница, курительница марихуаны – ведь я так об этом мечтал.
Я закрыл окно blackout-шторой, широко улыбнулся, и вокруг меня засветилась радужная аура. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы очистить разум от воспоминаний о своих неудачных женщинах. И я прошёл вглубь комнаты, где на вечернюю медитацию меня уже ждали архонты. Запахло благовониями. Я отпустил свои раздражение и гнев, и один из архонтов, чувствуя грусть, сделал для меня ритуал: он разложил в туалете вещи, по одной на каждую плитку, затем сел перед унитазом и начал молиться в одних трусах. Я никогда не слышал ничего смешней, чем звуки, которые он издавал! Мы обнялись, и на моих глазах выступили слёзы. Я стал безумно счастлив и излучал тёплый свет. Мы поздоровались и сели медитировать. Здесь мне недолго приходилось терпеть случайные мерзости, демонические испарения и проявления обывательского зла, я быстро и без последствий растворял их и имел на это полное право; я создавал для нас чистейшие пространства, где сияли под звёздными небесами кристальные озёра и голубые цветы, в которых небольшие бабочки собирали пыльцу. Мы не произносили ни слова, потому что в этом не было надобности, и могли слышать пение птиц и отдалённые раскаты грома, внушающие восторг и благоговение. Мы не чувствовали боли, страха, напряжения и омерзения пустоты. До нашего слуха доносилась прекрасная музыка, и мы не сгорали, погружаясь в раскалённые потоки красной лавы. Чтобы почувствовать это, в нашем веке люди строят самолёты и космические корабли. Много слов можно придумать для описания этих пространств, и с умножением мыслей умножались и возвеличивались красоты, но идея была в другом: здесь мы просто сидели – это было то место, где наши души соприкасались и ничто не могло поселить в нас сомнения или раздор. Также мы проделывали над миром определённую работу. Затем я разверзнул тектонические плиты обратно и вернулся на хату.
