Восемнадцатый век ещё не закончился, а просвещённая Европа с удивлением взирала на эту русскую женщину, о которой усилиями учёных и деятелей постаралась возвестить как о «самом выдающемся учёном муже, президенте двух российских Академий». Лёгкой тенью мелькнула в жизни Екатерины Дашковой небесная благодать женского счастья, о котором она так долго мечтала, но в сложных переплетениях жизни вдруг ускользнула от неё эта красивая, похожая на сон сказка, оставив боль глухого одиночества и неразделённой печали, несостоявшегося семейного счастья и нелёгкой женской доли.
В вихре событий екатерининской эпохи имя этой женщины вспыхнуло с необычайной силой. Не потому, что она была вовлечена чуть ли не во все заговоры и придворные интриги. И совсем не потому, что она с юности вошла в круг избранных людей императрицы Екатерины II. Она окружила своё имя славой единственной, по-настоящему просвещённой, женщины, на протяжении 11 лет стоявшей у начала двух важнейших явлений российской науки – Академии и просветительства. Наука стала для неё духовной опорой, и всё же Екатерина Дашкова хотела признания в ином – в практическом влиянии на государственные дела. Но, по мнению своей царственной подруги, данных для этого она не имела и потому должна была довольствоваться вторыми ролями.
Отказ царственной подруги признать её равновеликой глубоко разочаровывал Екатерину Дашкову. За таким поведением императрицы скрывалась обыкновенная женская ревность к чужим успехам, потому что любым государственным делом Дашкова могла бы заниматься не хуже мужчин. Такое положение княгиню совсем не устраивало и глубоко ранило её душу, заставляя искать выход в иных начинаниях, которые со временем становились великими.
Эта женщина через свою жизнь пронесла три великие земные страсти: чувство семьи, остросюжетные отношения с государыней и увлечение познанием и науками. И, как ни странно, первой страстью в жизни Дашковой стала дружба с Екатериной II, тогда ещё просто великой княгиней.
Дворянский род Воронцовых был известен ещё до Ивана Грозного. Но в ходе сложных событий на протяжении более 200 лет он постепенно измельчился и обветшал От полного забвения его спасла эпоха переворотов, когда семейство Воронцовых активно поддержало восшествие на престол Елизаветы Петровны, вполне реально ощутив на себе пролившийся золотой дождь пожалований благодарной императрицы. Если её дед, Илларион Воронцов владел всего лишь двумя сотнями крестьянских душ, то его сыновья в полной мере ощутили цену знатности и богатства. Михаил Илларионович стал канцлером, его брат Роман – генерал-аншефом.
В этой генеральской семье и родилась 17 марта 1743 дочь, которая в будущем прославит не только Россию, но и свою фамилию. Позже, с долей женского кокетства, Екатерина поправит время рождения, уменьшив его на целый год. Возведённая гвардейцами на престол дочь Петра I, Елизавета с удовольствием стала её крёстной матерью, пригласив в крёстные и своего племянника Петра III.
Будущее новой крестницы казалось безоблачным, однако судьба распорядилась Екатериной по своему капризу: в двухлетнем возрасте она лишилась матери и отцовской заботы. Роман Илларионович, увлечённый сколачиванием состояния (за что и получил в петербургском свете обидное прозвище «Роман – большой карман») не стал утруждать себя воспитанием дочери и, легко вздохнув, передал её на попечение младшему брату – Михаилу Илларионовичу, канцлеру империи. Так девочка и выросла в его семье, предоставленная своим интересам и гувернанткам, учившим её по нравам того времени рукоделию, танцам, рисованию и музыке.
Но в 14 лет Екатерина заболела корью, от которой всё же излечилась благодаря ссылке в деревню вместе со своей кузиной Анной. Здесь, вдали от городской суеты, девочка в совершенстве овладела верховой ездой, фехтованием, четырьмя европейскими языками.
«Барышни, – тем временем вдумчиво рассуждал Михаил Илларионович, – больше будут пребывать в благости, если пред собою смогут лицезреть природное великолепие». Но, как оказалось, дядя более всего заботился не о душе племянницы, а о том, как бы не заразиться самому.
Тем не менее время, проведённое на природе, не столько излечило телесно Екатерину, сколько помогло ей совершить настоящий духовный переворот. Уединение вдали от Петербурга, самообразование, размышления над собой с близкими ей людьми сильно изменили ее насмешливый, весёлый и живой ум. Уже в 15 лет у неё, одной из первых в России, сложилась личная библиотека из 900 томов произведений в основном французских философов и естествоиспытателей, труды которых она читала с настоящим упоением. Среди её книг не было места приторно-сентиментальным романам, зато живую натуру княжны манили Бейль, Гельвеций, Вольтер, Дидро, Буало, идеи Руссо и Монтескье. Она с ранних лет стала пристально интересоваться историческими деятелями, их политикой и общественным строем разных государств.
Дворцовые интриги и государственные перевороты, в таинственной атмосфере которых она росла, способствовали развитию честолюбия, желания играть в обществе свою собственную важную историческую роль. Идеи, впитанные из трудов просветителей, сделали ненужными украшения, румяна и прочие дамские штучки для балов, да и сами дворцовые увеселения юная особа игнорировала, находя их безумно скучными, а танцы просто беспардонными.
