– Дорогая, открой! Открой!!! – в очередной раз дестабилизировал ситуацию в коридоре на одиннадцатом этаже громоздкого четырнадцатиэтажного дома чей-то раскатистый мужской тенор.
Постоянно названия в звонок и периодически стуча в дверь двухкомнатной квартиры, находящийся с левой стороны от лестничной площадки молодой человек уверенным тембром постоянно изъявлял требование открыть и что-то ему отдать. Несмотря на всеобщее возмущение практически всех жителей многоэтажки, выражающееся в изрядно повысившемся от этого уровне децибел, гражданин и не собирался останавливаться. Он монотонно продолжал штурмовать самую обыкновенную входную дверь самой обыкновенной квартиры в одном из самых убогих районов ещё более убогого города.
Нарушителем спокойствия был достаточно молодой аспирант одного из местных университетов, пишущий день за днём свою убаюкивающую, бестолковую и никак не получающуюся диссертацию.
Будни его всегда проходили размеренно, в целом – банально. Ничего в его жизни не предвещало резких или коренных изменений в поведении, да и сам соискатель ученой степени был человеком нелюдимым и необщительным. Очень редко он перекидывался даже парой слов со своими немногочисленными знакомыми по университету, где проводил большую часть времени.
Однако его ни в коем случае нельзя было назвать существом закомплексованным, боязливым или опасливым, а скорее высокомерным, презрительно относящимся к большинству окружающих из-за уникальных способностей, в наличии которых у себя он не сомневался, что волей-неволей находило отражение в особенностях его поведения. Только выдающиеся способности наперевес с удивительными особенностями не мешали ему всегда одеваться одинаково.
Каждой зимой аспирант неукоснительно расхаживал в одном и том же одеянии: в самой обыкновенной синей синтепоновой куртке, чёрной шерстяной шапке, вязаном старом свитере, потёртых серых джинсах и изношенных графитового цвета ботинках. Даже в этот особенный, незаурядный и тревожный день он приоделся именно так.
Ничего парадного или вызывающего. Поэтому никто среди маленького круга общения наивного гения, невзирая на всю его скрытность и странность, не мог себе и представить, что в один рядовой выходной день его можно будет уличить в сотворении подобных бесчинств. А гипотетически – в множестве бесчинств до этого.
Нынешние обстоятельства могли бы подстегнуть кого-нибудь этим заняться, ведь род деятельности новоиспеченного вредителя вне храма науки, как и способы его осуществления, для большинства знающих исследователя всегда оставались загадкой, которую никто и никогда не собирался разгадывать. Теперь всё возможно.
Сумасшествие на этаже все продолжалось и продолжалось, ведь аспирант не собирался останавливаться. Звонки сменялись стуками, а стуки – звонками. Громкие требования вредителя то утихали, то возобновлялись с новой силой и громкостью. Практически все жильцы дома, хоть как-то следящие за этим беспрецедентным ужасом, уже давно уверовали в то, что в квартире никого нет. Ничего не разрешиться. Никто не откроет дверь, не запустит внутрь злодея, а если шум и прекратиться, то только по другой, неизвестной им причине.
Но аспирант знал. Знал, что сумеет добиться своего. В наличии жизни за дверью он не сомневался. Не из-за тихо произнесённых слов, криков и стонов, которые регулярно доносились из квартиры и были слышны только ему, а благодаря некой неведомой силе, подбадривающей, вдохновляющей, наполняющей энергией, дающей терпение, надежду и позволяющей с той же дикой и интенсивной инерцией, как и на старте, продолжать творить кромешный выходной ад.
Вдруг! Случилось! Эврика! Благословение снизошло! Хороший слух и непреодолимое упорство сделали свое дело. Ад начал прекращаться. Теперь, как и во многих других квартирах в доме, и в этой стало шумно. Далекие шёпоты, повизгивания, хрипы и бормотания резко сменились на громкую суету, громыхание, непонимание, нежелание и озарение. Поняв, что активизация поползла, аспирант сбавил свои обороты, встав точно напротив двери. Наступило тяжелое затишье для всех. Соседи замолкли. Теперь звуки доносились только из пресловутой и надоевшей всем квартиры. Слова становились громче. Находящийся за дверью ныне мог разобрать целые предложения, а не их отдельные части. И вот аспирант отчётливо услышал пока еще не громкий, но очень знакомый ему женский голос:
– Что такое? Кто там? – проговорила молодая, удивленная, встревоженная и явно беспокойная девушка.
– Это я! – визгнул через силу аспирант.
– Кто я? – спросила девушка, судя по громкости, подойдя прямо ко входу.
– Я! – долго и от отчаяния проорал вредитель.
Домовладелица посмотрела в глазок. Увидев там чертовски знакомую, незамысловатую и, видимо, надоевшую рожу, она начала открывать первый замок, не успев включить свет. Через несколько секунд поддался и второй цилиндровый замок. Девица дернула за ручку, и одностворчатая дверь отворилась нараспашку.
Аспирант увидел именно то лицо, которое так долго и добивался увидеть. На расстоянии вытянутой руки стояла молодая, стройная, подтянутая, статная и чрезвычайно красивая особа. Но выглядела она совершенно не так, какой её всегда привык видеть знакомый. Сегодня она предстала босиком, в маленьком распахнутом шёлковом халатике, который едва прикрывал её набухшие, медовые междуножные прелести и обнаженные, очевидно изрядно потрепанные несколькими годами масштабной ебли сиськи. Длинные тёмно-русые волосы были слипшимися от пота, а в карих глазах можно было разглядеть изрядную усталость и неготовность участвовать в происходящем.
