Текст, обложка: ©Анастасия Елисеева, 2025
И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне ещё когда-нибудь приснится.
А. Тарковский
Високосный итальянский полдень…
високосный итальянский полдень
фиалково-цитронная вода
цистернами цедится едва бродит
припудренная дымом льда
всё ярко словно в призме Цейсса
и обнимают солнечные города
Сатурном закольцованные рельсы
футуристично-золотые поезда
жемчужные страницы часослова
розовощёкость озорства
листает с интересом птицелова
крылатые закатные слова
в подол кометы собирает лето
и кажется что было так всегда
скользят по небу вспышки света
из ниоткуда в никуда
И ждёт июнь от ласточки вестей,
Зажатых в клюве с веточкою мирта,
Лето как зеркало разбито
Чьей-то рукой на тысячу частей.
Из зазеркалья ты, нежданная, вернёшься,
Крылом задев края мутной реки
И на мосту над Летой ты моей щеки
Со свистом радостным коснёшься.
Ты смерть смертей, ты роза роз,
Вечный играющий ребёнок,
Сочится ранка алым из потёмок,
И я смеюсь, не вытирая слёз.
возможен остров здесь сейчас
Елена лента ордена уединенья
знак красоты орудие плененья
вокруг тебя удавкой обвилась
когда-то к дальним городам
был путь твой золотист
когтили сфинксы солнца диск
как кошки ластились к ногам
теперь светило льёт лучи
на волосы другой богини
ей имя не Виктория отныне
ей чужды лавры и мечи
зной плавит взгляд и топит синь
крепка ли память океана
дымится фимиамом рана
о корсиканца кровь остынь
скажи знакома ли тебе
эта безмолвная сирена
похожа на любимую Елена
но родинки между лопаток нет
её изменчивая стать
заставит ли тебя прозреть
и трещинку на мраморной спине
горячими губами отыскать
чтобы пока стремятся дни к концу
молиться ей другой как прежней
чтоб в жажду жизни воздух нежный
мешал смертельную пыльцу
Но что мне делать с памятью о вас —
О тех, кто дышит по-другому – и другим?
Я забываю голоса и выраженья глаз,
За истеченьем лет, за исключеньем зим,
Не различаю вас я в темноте теней,
Встречаю будто – изредка, во сне,
И не становятся от опыта острей
Ни это зрение мое, ни образы извне.
Но что же делать мне, когда за горизонт
Вам вслед срывается очередная жизнь
И дополняет невесомый сонм,
А я не знаю, вниз летит или, быть может, ввысь
Взмывает дух. Мне надо знать – все или ничего,
Но ветерок нездешний вновь приводит в колыханье
Вершины леса, воду, лепестки цветов,
И память мирит с болью полузнанья.
Вторит волне арифметическая чистота…
Вторит волне арифметическая чистота
Твоей сердечной частоты,
Стучит и просит: выпусти из тесноты,
Вдохни и сосчитай до ста,
Достань до дна холодными ногами
И оттолкнись, и выплыви из пены дней,
Забвения или бессмертия не пей
И не ищи того, кто там, за облаками,
Смотрит, как фильму, всю твою судьбу:
Раскручивает черную бобину
Золотокудрый ангел, прядь со лба откинув,
И двадцать пятый кадр – на когда-нибудь…
А мы, как дети, снова удивимся и поспорим, —
Как будто нам предвиденье дано! —
Что обязательно под музыку в конце кино
Нежно блеснет закат над морем.
трамвай от Нуссдорфа и до Введенского кладби́ща
Рингштрассе и Бульварное кольцо
на картах что только не ищут
я например ищу твоё лицо
Москвы текучесть плавность Вены
эта венозная речная боль
Китайгородские фантомы-стены
и в башне царская не-ложа антресоль
трамвай летит на Комиссариатский
чтоб выкатить к Шлосс-Бельведер
крылатый лучник отдыхает в штатском
заслушиваясь музыкою сфер
и замыкает круг моих исканий
натягивая ловко тетиву
стрела пронзает воздух ранит
меня близ Покрова на Рву
и всяко лучше на трамвае
что в прошлое что просто в сон
в последнюю неделю мая
запрыгнуть как в пустой вагон
Я линий легкотканых плен,
Я лилия шпалерных рек,
Я твой последний белый день
И первый серебристый снег
Тех мест, где твой забытый лен
Шиповником зарос,
Нерукотворный гобелен
Из карт, планет и звёзд.
Я сон о твоих смутных снах
И тень из тех теней,
С которой говорит монах
И Бога видит в ней,
Которую ты как жену
Целуешь – это я,
Твой невод мерит глубину,
Но выловит – меня.
И я с тобой, пока ты не
Устанешь на пути,
Пока чешуйчатой броне
Ещё есть что спасти,
Но грудь твою я, как кистень,
Пробью в тот час и век,
Когда придёт последний день
И ляжет первый снег.
Мягкие лапы влюблённого льва
И лепестки орхидеи пятнистой —
Это слова, это только слова,
Золотая зола и опавшие листья.
Снился мне зоологический сад
В октябревато-янтарном уборе,
Крик журавлиный, сопенье цикад,
Росчерки на раритетном фарфоре,
По затуманенной глади стекла
Там дивные звери идут к водопою,
Там озеро Чад и Суэцкий канал
Осенним дождём встают надо мною.
сухой глоток предчувствие воды
сезон дождей зной капли пота
подводное сиянье тени грота
плеск твоих белых рук из темноты
глаза ныряльщика белы как соль
как жемчуг зубы обжигают губы
те водоросли что отец твой грубый
резал ножом а ты превозмогаешь боль
и прорывает тяжесть атмосфер
ракушка розовеющего уха
пять поколений до тебя как духи
роятся над водой и тянут вверх
ты корм для бездны крошка гребешок
глубинных перлов первооткрыватель
ты снова воздух раньше времени истратил
но как же кстати веет ветерок
когда в лёгких минут не больше трёх
то жизнь особенно нетороплива
глотай слезу Персидского залива
и радостно держись за каждый вздох
