ГЛАВА 1. Почему я на Сейле? Долго рассказывать…
Я сидела, недовольно скрестив руки на груди и уставившись в иллюминатор. Сорок три минуты очередь на высадку! Ладно, уже сорок две, но все равно это слишком. А потом еще багажа ждать черт знает сколько. Что значит самые дешевые билеты. Мелочная месть, нет, мстя. Мстюшка. Будто всего остального показалось мало, так еще и вот так подгадить.
В иллюминаторе зеленела под местным солнцем Сейла, по корабельной трансляции крутили раздражающе бодрую музычку, а я снова вспоминала разговор с шефом. Все пять дней пути (и три дня сборов, само собой!) только он и вертелся в мыслях, надоел до зубовного скрежета, а выкинуть из головы не получалось. Никак.
Я ехала на работу, предполагая самый обычный день, то есть сплошной поток материалов на рецензию, по большей части таких, что можно сразу отправлять в корзину. Но изредка и в этом потоке беспросветного шлака встречаются жемчужины, а то и не ограненные бриллианты. Так что приходится более-менее просматривать все, а потом еще и заключение давать. С детальным обоснованием, будь оно неладно! То есть не просто «годно – не годно – будет годно после доработки», а ар-ргу-мен-тир-рованно! Да, именно по слогам и через двойные «эр», шеф любит подчеркивать интонацией свои, несомненно, единственно верные требования.
Редактор самотека – собачья работа, но платят за нее неплохо, по крайней мере в нашем издательстве. А если именно ты дашь путевку в жизнь кому-нибудь талантливому и перспективному, это будет оценено по высшему разряду. В таких случаях шеф, надо отдать ему должное, не скупится. И перспектива очень и очень нехилой премии стимулирует искать самородки гораздо лучше всех его двойных «эр».
Но иногда случаются… нет, не осечки, а просто «особые случаи». И кто ж знал, что именно такой «особый случай» я вчера забраковала с абсолютно разгромным заключением… Предупреждать надо!
Нет, обычно-то предупреждают. Мол, Ниса, там у тебя Такой-то Сякойтович должен появиться, ты уж с ним помягче, ты уж его вытяни хотя бы на средненький уровень. А чаще все эти «особые» и вовсе мимо меня идут, сразу уровнем выше, в работу. А тут, понимаете ли, дочурка Очень Важного Папочки решила устроить папочке сюрпрайз! В полном убеждении о собственной гениальности. А злая и ничего не понимающая в запросах читателей тетка-редактор ее, значит, не просто завернула, а вытерла ноги о ее шЫдевру и сплясала мучачу на похоронах великого замысла. Или великого гения, не суть важно.
Итог – рыдающая дочурка нажаловалась папочке, озверевший папочка наехал на шефа, ну а шеф… ой, что говорить, сами понимаете.
Шеф встретил меня даже не у дверей офиса, а у лифта, утащил в свой кабинет и уже там, закрывшись и отключив все, что только можно отключить, вплоть до электрочайника (а что, чайник ведь умный, вдруг подслушает!), зарычал:
— Р-рябчик! Ты смер-рти моей хочешь?!
Это я – Рябчик. Рианисса Рябчик, вот такое странное сочетание. Хотя чего уж, встречаются еще и не такие странные, когда мама с папой с разных планет. Вон, в параллельном классе в нашей старшей школе училась —Кроллехейме Аварбатони! Ее вся школа «кроликом в батоне» дразнила.
— Что случилось, шеф? — я правда ничего не понимала, но, кажется, лучше бы не спрашивала. Потому что шеф побагровел, начал хватать ртом воздух, и я всерьез испугалась, что и в самом деле окажусь сейчас наедине со свеженьким упитанным трупом. Но он рыкнул что-то неразборчивое, закинул в рот таблетку, рухнул в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, посидел там пару минут с закрытыми глазами (я тихо ждала, гадая, что могло довести нашего непробиваемого Главного до такого состояния) и ответил:
— Ты, Р-рябчик, хоть бы думала, на кого тявкаешь. Я все понимаю, некоторые нетленки хочется сжечь сразу же и вместе с автором, чтобы больше никогда… — поморщился, налил себе воды из раритетного стеклянного графина, сделал пару глотков, вздохнул глубоко и шумно, будто кит на отмели, и наконец-то соизволил объяснить. — Ты вчера завернула юное, чтоб его, дарование, Ванессу Ванильо, а она оказалась не просто школьницей-графоманкой с дурацким псевдонимом, а дочкой Самого, — и потыкал дрожащим пальцем в направлении потолка.
—Генерального? — удивилась я. — Да ладно, не верю! Его ребенок такую безграмотную ересь не написал бы.
— Если бы его! Выше бери…
— А кто у нас выше? Какой-нибудь основной акционер? Так я их и знать не знаю, сколько здесь работаю, ни разу в дела не лезли. Им ведь прибыли нужны, а никому не нужные нетленки непризнанных гениев – это одни сплошные убытки.
— Ниса… — шеф снова вздохнул, а я немного успокоилась: раз уж перешел с фамилии на имя, значит, гроза миновала. Наивная! Это громы отгремели, а молния ждала впереди… — Отец этой мелкой графоманки – Арчи Рендал собственной персоной. И теперь он требует твоей крови.
Я как стояла, так и села, прямо на подлокотник шефова кресла, наплевав на субординацию и приличия.
— Рендал? Губернатор аж целой планеты требует крови какого-то никому не известного редактора только из-за того, что его дочка пишет голимую графомань?!
— Нет, — хмыкнул над ухом шеф. — Не потому что дочка пишет графомань. А потому что дочке этой графоманью аргументированно насовали в нос. В твоем неповторимо едком стиле. Расстроили ребеночка! Не поддержали стремление к творчеству и порывы к самовыражению.
