Тысячелетию Ярославля
Первая глава
Сначала скажу всё.
Я – просто я.
А слова эти я узнал потом.
Я в колыбели. И я – словно одно само зрение. Я даже не знаю, что я смотрю через глаза. Я вообще не ведаю, что у меня есть… какое-то тельце… Белые простыни окружают. И лицо, почему-то уже знакомое, – пугая?.. радуя?.. – иногда нависает надо мною.
Слышать, такого не знаю, ничего не слышу – даже, конечно, и крика моего, младенца, тела.
И я – отчетливо:
–– Куда же я попал?!..
Проговорил.
Сам себе.
Спохватился… Воскликнул…
На каком языке?..
Но – первое, что в моей жизни… в жизни моей… первое, что вообще ощутил-подумал-сказал.
С этим настроением – в таком состоянии: куда я попал? – я и живу.
А все и всё вокруг, вижу, лишь отвлекают меня от этой моей исконной озабоченности.
И прежде всего – я сам себя, забываясь.
Я – словно капля, которая капнула тогда в тело, которое и сделалось моим.
Которая капнула – в жизнь.
Вот в эту.
…Страшное самое, как слышу, что меня когда-то не будет? – Но тогда несоизмеримо страшнее казалось бы то, что меня до рождения – не было! Ведь сколько-то, если и впрямь ограниченно, пожив, я (по крайней мере!..) видел солнце, дождь, лес… я дышал, любил, писал…
Но я – я.
Радостно если хоть что-то – так уж одно лишь то, что я это точно знаю.
И – только радость.
Я был всегда.
Как-то.
Где-то же был, раз – попал!
Это и хотел я прежде всего сказать.
Мне.
Обо мне.
То есть, как явно ощущаю, – чему-то разом всему.
ВСЕМУ.
Потому и для того и просилась речь.
-– Жизнь это отдавание!
Вот слово, которое – само.
Пятнышко-то дыхания… среди бела дня… одно лишь и было…
–– Отдавание!
Иначе – а иначе и не бывает.
Глядел и гляжу: красивым, богатым, прославленным мечтает ли кто быть или стать – он жаждет отдавать, он рвётся отдавать!..
Хотя бы и я вот сейчас – бродя всего-навсего по комнатной ночи.
Верно, верно.
Живой каждый и всякий – чем он непременно, беспрестанно и усердно, собственно, занят? – Да отдаванием. Отдаванием всего, что у него в жизни ни есть.
Калорий, денег, времени… движимости той и недвижимости… спермы, гения, пота… волос, зубов, крови…
Ну и самой своей жизни.
Только этим все и заняты.
Вздох за вздохом, пульс за пульсом, миг за мигом…
Кулак за кулаком, поцелуй за поцелуем, крест за крестом!..
Да и всё-то живое, покуда живое, – то же и так же: дерево – лист за листом, птица – взмах за взмахом, ещё – перо за пером, зверь – прыжок за прыжком и клок за клоком.
–– Все вершат Отдавание!
В конечном… бесконечном итоге… безитожном…
Лезет пигмей по стволу; его дело – лезть… Падает плод с кроны; его дело – падать… Барабанит вон интеллект на компьютере… да ещё и томится, опахнутый миновавшими его бёдрами.
Примеры – безумие примеров.
Дыхание то… спасительное!
И будто я теперь – с некоего облака:
–– Живёт, живёт жизнь!..
Девочка та вчера – словно растворена она теперь во всём воздухе, в любом пространстве, будто стала она для меня… ароматом моей комнаты, целого города, ароматом всей Вселенной.
Было, было…
Лицо свое девочка приблизила снаружи к стеклу – и всего-то: я её изнутри магазина вижу, а она меня – нет; и смешно, и тревожно. (Ей безделушку, что ли, какую-то бы на витрине.)
А я – словно очнулся…
Притом – от многолетия и беспутности.
Пятнышко… Родилось на стекле… Кружок полупрозрачный матовый… От её дыхания…
Она – отдавала своё тепло! Отдавала стеклу – и всей Вселенной – свою теплоту… и растворённую в этой теплоте свою влагу.
–– Я, не видимый всеми, видел!
И сию, ночью, минуту – одарённый – никак не могу обойтись без этого… без этого, которое – это, слова:
–– Бог.
…Шёл потом, дыша, ногами моими по улицам города, смотрел глазами моими на живых людей и на живых собак… Спал потом, наверное – дыша, вот на этой смятой постели… Но всё уже, чувствовал, – с обновлённым сердцебиением.
Загадка загадалась – и этим… разгадалась.
Искалось лишь, ощущал, слово.
И – вот:
–– Жизнь! Это! Отдавание!
Само метание моё теперь по комнате, сама горячность моя в теле, сам порыв меня из меня.
Единственно верное сейчас говорю – будто никогда в жизни ничего не говорил.
И я как-то…
–– Правдиво беспокоен!
–– "Я здесь".
Здесь?..
Да, я как никогда сейчас здесь.
То есть: у самого истока невидимого, но ощутимого разума, Разума.
И – торжественность вокруг.
И торжество – во мне.
…Зашуршал под окном оранжевый осторожный свет такси – кто-то что-то кому-то отдаёт!.. В эти четыре тёмные часа.
В мои, в мои.
–– Я это ясность и новость.
–– "Здесь. Здесь".
Любовь это призыв.
Посылание призыва и восприятие призыва.
В тот вечер я, как всегда на людях, был слегка скованно раздражён.
Говорили о знакомых и о знакомых книгах. То есть, конечно, попросту болтали.
С людьми, прежде всего, скучно. Они всё узнают друг от друга. А не каждый сам от себя.
Поэтому и хорошо, что все пили, – и можно было мне пить.
Как и при любом общении, я затаённо и гневно ощущал своё, моё, обычное: чего-то всем от меня надо!..
Летя привычно в бездну моей искренности, мне, признаться, любому собеседнику и любой аудитории – кто бы знал! – сначала так и хочется выпалить в глаза:
–– У меня всё есть!
А – собеседнице?..
В компании той разбитной она одна… иноземно молчала.
И с ужасом, тем – первым, я ощутил, что она сейчас обо всём, что тут видит и слышит, судит… по моим глазам. И если мы посматривали друг на друга – то словно бы каждый раз знакомились заново.
