Над солнцем яркокрылым. Венки сонетов

Над солнцем яркокрылым. Венки сонетов
О книге

Своё название эта книга получила от одного из произведений, составивших её. Четыре венка сонетов – это отнюдь не мало. «Бальный венок» является единственным в русской и мировой литературе, посвящённым южной ссылке Александра Пушкина. Дополнено это издание новыми стихами автора, которые написаны им в последнее время. Произведения опубликованы в авторском сборнике Д. С. Гавриленко «Рукотворный».

Читать Над солнцем яркокрылым. Венки сонетов онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

© Дмитрий Гавриленко, 2021


ISBN 978-5-0055-7881-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


ОТ АВТОРА

Семнадцатилетним студентом Суражского педагогического училища я отправил почтой свои стихи в Москву известному поэту, литературоведу, профессору Литинститута имени М. Горького Льву Озерову. У меня почти не было надежды на отклик маститого писателя. И тем не менее ответ не заставил себя ожидать. Не просто письмо, а крепкая серая книжечка с избранной лирикой и дарственной надписью под портретом: «Дмитрию Гавриленко на добрую память от автора». Размашистая, округлая подпись сделана синим стержнем шариковой ручки. У меня же сохранилось впечатление, что поэт подписался по старинке, гусиным пером. Быстро выведенные буквы как будто представились живым ощущением связи с неувядающим, цветущим садом русской классики. Строгих её традиций я старался придерживаться и в собственном творчестве, которое сполна отразило не только личные, но и общественные потрясения, переполошившие всех.

Чернобыльский венок

Имя сей звезде полынь; и третья часть вод

сделалась полынью, и многие из людей умерли

от вод, потому что они стали горьки.

(Новый завет, Откровение Святого

Иоанна Богослова, гл. 8, ст. 11)

1

Воскресшие мгновенья бытия
Приблизились, и время их – настало.
Не будет мне ни жизни, ни житья,
Когда на жизнь пожалуюсь устало.
Когда скажу, что впереди – стена,
А за стеной – пространство из бетона.
Хоть вылези из кожи, но должна
Пробиться речь из вечного затона.
Сквозь прах и страх решительность моя
Решительна, как риск проводника, —
Вот главное среди других мгновений.
Шипя, ползёт из пояса змея,
И цель её – прервать наверняка
Четырнадцать печальных откровений.

2

Четырнадцать печальных откровений —
Не много ли печали над землёй,
Проснувшейся, веселой и весенней,
Пропахшей и духами, и смолой?
Я против умолчанья о грядущем,
Я против светлых сказок о былом.
Родители под чернобыльским душем
Махнули, словно ангельским, крылом.
Как тень, лежу; как пень, не понимаю
Что надо мной не ветер, а беда,
Тяжёлая, чугунного литья.
Подарок скорбный к Пасхе, к Первомаю
На судные и трудные года
В момент от пробужденья до бритья.

3

В момент от пробужденья до бритья
В себе и то не сможешь разобраться,
Не отличишь восторга от нытья.
Отца в дому от собственного братца.
И в небе, и в окне – полурассвет,
Вот-вот он запоёт и нечисть сгинет,
Нескромным жестом передав привет
Той женщине, что выглядит богиней
Косой-косой, а за людьми следит,
Как фарой, освещая каждый миг
Без приглашений и благословений.
А рядом с нею лишь крутой бандит —
Больной реактор, что весну настиг.
Поднял до неба пыль гигантский веник.

4

Поднял до неба пыль гигантский веник,
Замёл родные души ни за грош,
И в длинной череде исчезновений,
Хоть плачь, ты ничего не разберёшь.
Невидимые бойкие частицы,
Как пули, вдруг увидевшие цель, —
Всех тех, кто перед Пасхою постится
И не постится, – взяли на прицел.
Теперь и при желанье не забуду,
Как видел всё и оставался слеп
В напасти, что летела напролом.
Мать расставляет чистую посуду,
На полотенце водружает хлеб;
Родители за праздничным столом.

5

Родители за праздничным столом,
Горит перед иконою лампада,
И в комнате торжественно-светло,
И за окном – как в пору листопада.
Христос воскрес? Воистину воскрес!
Яйцом крутым скатилось воскресенье,
И засияло царственно окрест,
И стало красным людям во спасенье.
Родители – друг друга обнимать.
Весь мир боготворя, растёт заря
В огромное яйцо из красной пыли.
Святыми кажутся отец и мать,
И три перста – как три богатыря.
А бывший мирный атом чернобылит…

6

А бывший мирный атом чернобылит,
Ему святыни наши нипочём,
И норов необъезженной кобылы
В готовности быть быстрым палачом.
И микромир, и в нём аплодисменты
Беззвучные, ну а слышны везде.
Эксперименты – это экскременты,
В тяжёлой затонувшие воде.
Не щит нам аварийная защита,
Трещит реактор, в небе столб огня,
Горит графит – пылает окоём.
И с той поры в единый блик отлита
Аварии кромешной беготня,
И Пасха, и весна в саду моём.

7

И Пасха, и весна в саду моём
В селе невинном, скромном и красивом,
Не праздновали весело вдвоём,
Не восхищались древним-древним дивом.
Не целовались. Ведомое им
Для остальных окутано покровом.
Мы на пиру, спокойные, сидим,
А что летит над нашим тихим кровом?
Шумит ли огнедышащий дракон?
Раскрыл свои двенадцать пастей змей?
Чудовища все небо закупили?
Едим и пьём, и веку испокон
Те, кто пьянее водки и трезвей,
Не расцвели, а просто жили-были.

8

Не расцвели, а просто жили-были
В любимой мною с детских лет избе,
О прошлом ничего не позабыли,
О будущей не ведали судьбе.
Какие силы и какие стили!
Какое буйство крови на заре!
Родили, и крестили, и растили
Село когда-то при монастыре.
Вокруг раскол, разруха-завируха…
Коварные, они со всех сторон
Вели на монастырь за ратью рать
И прятались трусливо друг за друга,
Услышав, чем народ вооружён.
Как нелегко всё это вспоминать!

9

Как нелегко всё это вспоминать!
Звон кос, и топоров, и звук молитвы
Оставили на местности печать
Жестокой и незавершенной битвы.
И жили много лет лицом к лицу
Раскольники, противники раскола.
У каждого по своему крыльцу,
Но лишь один учитель, как и школа.
Везде Отец, и Сын, и Дух Святой,
И мать везде – о ней не забывать! —


Вам будет интересно