Иван Иванович Перов
И Пётр Петрович Водолазов
В один из майских вечеров
(Им бредень дал старик Алмазов),
Шутя беспечно и легко,
Гонимые попутным ветром,
Сошлись в лесу, недалеко
От берега речушки Светлой.
Сей ручеёк прослыл рекой
С разлива бурного в апреле.
«У старой вербы глубоко», —
Перов промолвил еле-еле.
Он первый раз ходил в ночи,
Стучал зубами от испуга
И непривычки. «Помолчи!» —
Одёрнул Пётр Петрович друга.
Как за бухгалтерским столом,
Где он полжизни проработал,
Петрович, сразу за селом
Наметив путь, шёл как по нотам.
Остановились у реки.
Излуки здесь как переулки,
А под водой лежат пески,
Что золото на дне шкатулки.
Теченье шустрое, как вихрь,
Но общий колорит так беден!
Иван Иванович притих,
И стал разматываться бредень.
Река темна и холодна
С улыбкой смутной, неживою.
Тащили первый раз со дна
Мотню с корягой и травою.
Попалась пара пескарей
Да краснопёрок лёгких стая.
Повторно всё пошло скорей,
Само собой произрастая.
Одежда мокрая была
В реке приятна и теплее,
И два капроновых крыла
Раскрылись шире и смелее.
И вот из тёмной глубины,
Волнуясь, шепчет Водолазов:
«Иванович, поправь штаны —
Против течения вылазим».
Натужено упёрлась сеть,
Отчаянно согнулись спины.
Вода упрямая, как смерть,
Их не пускала из стремнины,
Песок сыпучий ускользал…
Лишь на мели пошли быстрее
И с нетерпением в глазах
Сложили створки, словно стрелы.
Мотня ползла песком бесшумным,
Храня и тину, и улов.
Всё споро делали, бездумно,
Не отгоняя комаров.
Пропеть бы радость петуху —
Другие будут на подхвате.
«О, тут не только на уху,
Коль продадим – на водку хватит!» —
Возрадовался так Перов,
Добавив в развесёлом слоге:
«Пропал мой тапок и шнурок,
Ванваныч нынче разноногий».
Бросал в мешок лещей, плотву,
И окуней, и щук зубастых.
Во сне, не только наяву,
Такое видится нечасто.
И вдруг ему на спину чёрт
