От автора
Эта повесть о моем дедушке Короткове Михаиле Александровиче, в честь которого я ношу свое имя Михаил. К сожалению, при его жизни нам не пришлось встретиться – он умер за пять лет до моего рождения. Значительную часть своего детства я провел в деревне у бабушки, его жены Анны. Она часто рассказывала мне о нем: о его жизни, военном прошлом и мирном послевоенном труде. Многое поведал о своем отце и мой папа Коротков Александр Михайлович. В доме, где дедушка жил, я находил и изучал многие вещи, необходимые ему при жизни. Держал в руках его Георгиевский крест и медаль «За храбрость», а также пулю, которую достали из него. Все это помогло сформировать мое представление о нем – что это был за человек. Вместе с сестрой Натальей, мы составили родословную нашей фамилии, материалы которой также вошли в повесть. Наконец, я отыскал в интернете сведения о ранении дедушки из картотеки потерь в I-й мировой войне, а также о брате бабушки Семене – во II-й мировой войне. Большим подспорьем в написании повести стали воспоминания командира 145-го Новочеркасского императора Александра III полка Э.А.Верцинского1, в котором в период I-й мировой войны служил дед.
Повесть является с одной стороны художественным произведением (так как не все моменты из жизни деда мне доподлинно известны), а с другой – исследованием, так как я помещал деда в ту историческую обстановку, которая существовала вокруг него в тот момент, и пытался предположить, на основе имеющихся знаний о нем, как он действовал, или мог действовать, в той или иной обстановке. Это потребовало значительных усилий по изучению особенностей жизни того периода, и множества нюансов, которые помогли мне воссоздать картины прошлого.
Счастливого прочтения!
Страница 1. Новобранец
За кромкой леса умирал закат. Стояла тишина, какая необычна в октябре. Михаил сидел на завалинке и мысленно прощался с тем, что оставит надолго, на целых длинных три года. Назавтра ему требовалось явиться по повестке на сборный пункт, что находился в нескольких верстах отсюда, в Борисоглебской слободе. Его призывали на срочную службу в российскую императорскую армию. Мама Анфиса уже собрала сменное белье, а отец все еще возился с обувью: в окне мерцали отблески керосиновой лампы, и слышались глухие постукивания молотка вперемешку с бранью– отец ладил подошву. Папа был сапожником, в его обуви ходила не только вся деревня Никола Пения, но и соседнее Денисьево, и даже в волости, в Вощажникове, многие знали чеботаря Сашу Короткова. Без Михаила семье будет не легко, он был молодым и сильным, вместе с младшим братом Василием помогал отцу содержать хозяйство, а в качестве отдыха ему позволялось иногда приглядывать за стадом на ближнем пастбище. Отец научил Михаила и скорняцкому делу – выделывать кожи, мастерить колодки для обуви: все была помощь.
Внимание привлек массивный плуг, приваленный к стене амбара. Михаил вообразил за ним младшего брата Ваську – интересно, как он справится? В поле работы было много – сеять рожь и сажать картофель. Они давали не плохие урожаи и были неприхотливы к местному климату. К тому же, могли расти даже на нечерноземных землях, какие тут только и были. Изо ржи получали хлеб и прочие продукты питания. Картофель дополнял рацион, его на зиму Михаил с отцом засыпали в подполье. Молоко было каждый день, но коровье масло, творог появлялись на столе не часто – обычно в престольные праздники. Что касается мяса, то вволю поесть его получалось только на «загвины». Сеяли так же немного ячменя и овса, выращивали лук, свеклу и морковь. В летние солнечные дни заготавливали сено для скотины. И все это ложилось теперь на плечи отца и младшего брата. Ну, ничего, годик с небольшим Васька потерпит, а там вернется из армии старший, Александр, он отслужил, пожалуй, уже половину срока.
Уезжать, конечно, не хотелось. Особенно тревожила сердце робкая надежда, или, скорее отчаяние. И причиной тому была худенькая чернявая девушка, что жила в соседней деревне Денисьеве, что за лесом. Надежды там не было никакой, ее семья имела хороший достаток, и жениха ей подбирали по статусу. Поговаривали, что дед ее служил в имении графа Шереметева то ли управляющим, то ли главным егерем, короче – был, по деревенским понятиям, важным человеком. Но сейчас времена были другие, да и дед ее давно помер, а имение пришло в упадок. Управлял там сейчас Отто Мезис, прибалтийский немец. При всей своей арийской пунктуальности, он был не всесилен, и не властен над временем: барский дом обветшал, крыша местами давала течь. Только девушка в сердце осталась такой, какой он ее увидел в первый раз. Анечка! Солнышко! Они столкнулись в дверях, когда Михаил принес в ее дом обувь из ремонта. Брошенный ею вскользь взгляд зацепил – он был ей интересен, и это вселяло надежду. Хотя, конечно, все это было глупостью, ведь его ждала армия. А ее за эти три года сосватают и выдадут замуж. Поэтому, надежды не было никакой.
Он очнулся от воспоминаний, когда телега колесом угодила в яму. Лошадь вздыбилась и не шла. Отец взял ее под уздцы, Михаил помог, подпирая телегу сзади. Лесная дорога тяжела. Через десяток метров снова можно было ехать. Отец подобрал вожжи и уселся на передке, а Михаил улегся поудобнее на сено, другим, еще не отбитым ухабами боком. Ничего, скоро Денисьево, там дорога наезженная до Николы Березников, а за Николой уже тракт до самой слободы. Проезжая по Денисьеву Мишка искал глазами Анечку, но окна ее дома отдавали холодным блеском и были безжизненны. Возможно, никого не было дома – днем вся семья обычно работала на маслобойном заводике, который построил предприимчивый хозяин на окраине деревни. Наконец, добрались до тракта, но это не принесло облегчения. Местами дорога была мощена кругляком, на котором телега скакала и скрипела, собираясь развалиться. Отец нервничал, матерился, стегал лошадь, от чего она наддавала и тряска только усиливалась. Слобода порадовала ровной наезженной дорогой, если не считать того, что в середине ее перегораживал широкий паводковый ручей, который пришлось переходить вброд по колено в грязи. Отец по приезду «тянуть кота за хвост» не стал, а сразу попрощался и отбыл назад, ему требовалось успеть до ночи миновать лес, там частенько шалили волки.
