Вылезая из авто, подъехав к своей деревенской усадьбе, я приветствовал моего соседа, по прозвищу «Ванька Калёный», который как всегда встречал меня у моего дома, «здравствуйте Иван Степанович, барин вы наш», были мои первые слова. Этими словами я приветствовал его всякий раз, при всякой встрече. Дом и участок достались мне от моих родителей, а им от их родителей, знакомы с соседом мы были много лет. Он Иван Степанович был наш деревенский «соглядатай», интереснейшая личность. На моё шутливое приветствие, он всегда отвечал так же с юмором, «был бы я вашим барином, вы бы ногами землю топтали, а я бы в авто катался». По супруге моей, Надежде, его супруга была сестрой моей тёщи, Анастасии Ивановны. Преклонного возраста, лет за 70, среднего роста, сухощавый, подвижный, он, Иван Калёный, в заштопанной и стиранной фуфайке, резиновых сапогах и «вечной ушанке», зимой и летом, не лежал на печи, как в русских сказках, а постоянно передвигался по своей усадьбе, не оставляя своим вниманием и все дома в деревне, а их было около 30, и все окрестности вокруг деревни, за всем приглядывал. Плохо видящий, по его словам, хотя супруга его, Клавдия Ивановна, говорила, что в избе он контролирует каждый её шаг, и начинает ругаться, как только посчитает, что она что-то делает неправильно, это при том, что в избе у них освещение включалось редко, по причине дороговизны оплаты за «свет», чего придерживались все местные жители, в деревне все экономили на «свечах электрических». В противоположность избе, освещение, у него на дворе, выключалось только на ночлег. Двор был полон скотины, там стояли две коровы, одна тёлка, бычок, три или четыре овцы, и кудахтали десятка два кур, и всё это «богачество», как говорила Клавдия Ивановна, охранял пёс «дворянской» породы, по кличке «Тузик», честно отрабатывавший «свой хлеб» громким лаем, при проникновении на вверенную ему для охраны территорию чужих, включая лис и кабанов, которых в наших местах расплодилось изрядно, по причине исчезновения охотников. «Тузик» облаивал и людей, проходящих вдоль забора по улице, подавал сигнал о присутствии чужого. При этом «Тузик» не подвергал риску свою жизнь, когда рядом не было хозяина, он лаял, спрятавшись в свою будку. Всё это, не малое хозяйство, требовало много работы по уходу, горячих кормов, тёплой воды для обмывания скотины, теплой воды для пойла, для других работ по уходу за животиной. С раннего сранья, ещё затемно, хозяйка уже вовсю возилась на дворе, запаривала зерно, отруби, доила коров, давала всем пойло, накладывала сено с сеновала в кормушки, искала и собирала куриные яйца. На дворе без электричества было никак не обойтись, поэтому Калёный применял «свои методы» для снижения бремени по оплате за «свет». На деревне он считался добросовестным плательщиком, что подтверждали и ежегодные проверочные наезды из местных электросетей. Причина этого мнения основывалась на том, что он никогда не использовал такие «первобытные» способы снижения платежей за свет, которыми пользовалось остальное местное население, как то, подключение на провода удлинителей с «крокодилами», помимо электросчётчика, установка патронов в осветительные лампочки типа «жулик» и прочие «достижения» народной технической мысли, которые существовали для экономии личных денежных средств. Я, частенько бывал у него в доме, по-соседски и как родственник, и всегда наблюдал одну и ту же картину, в избе темно, на хозяйственном дворе свет горит, тепло, чан с горячей водой стоит на буржуйке, которая давно не топилась, пяток поленьев лежит рядом, у печки, скотина чистая и спокойная, методично жуёт сено в кормушке или кормится из корыта. Коровы дружно и шумно вздыхают, как будто о чём сожалея, разглядывая молодого бычка, куры сидят на жердях или роются на дворе в навозе, за всеми приглядывает красавец петух, обходя территорию, он явно считает себя начальником двора. Когда то, в местном колхозе, Калёный работал бригадиром по электрической части и все премудрости народной электротехники постиг по книжкам для «профтехучилища», и собственными размышлениями. Не знаю, как, но однажды, я был свидетелем, когда во всей деревне не было электричества, в том числе и у меня, я пришёл спросить у Калёного, когда включат «свет», а у него на дворе, свет горел. Я не раз пытался выведать у Ивана его секреты, но он всегда уходил от конкретных ответов, отделывался прибаутками, даже во время соседского распития народного напитка, его приготовления, который он называл «антигрустин», он не терял бдительности. В целях не возбуждения общественного интереса, окна на его дворе всегда были закрыты ставнями и открывались только тогда, когда выкидывали через них навоз со двора на огород, свет при этом гасили.
Эпизод первый: «Иван Калёный на войне»
В какой-то год, в начале нашего знакомства, пригласил я Ивана в гости к себе, по поводу всенародного праздника, тогда ещё Советской Армии и Военно-морского флота. Дело было без жён, по согласованию с ними, боже упаси от самовольства, а у них свой разговор был, женский, нам только картошки наварили, огурцов солёных с грибочками миску наложили, капусты конечно квашеной с антоновкой, всё свойское, и сала шмат Иван с собой принёс, прошлогодней засолки, во рту аж таяло, без хлеба, каравай ржаного хлеба, из печи «от бабы Клавы», ещё теплый, заменял один всю закуску, поэтому был съеден, с «занюхиванием», в первые три тоста, первый тост был без чёкания, «за тех, кто не вернулся», и полный стакан на столе, накрытый коркой ржаной, каравайной, чтоб не выдохся до применения. Всё остальное из магазина, селёдочка, водочка моя, Иван свойского «антигрустина» принёс. Уединились мы с ним в летней кухне, я немного подтопил, а потом жарко стало и без печки, от выпитого и съеденного. Предались воспоминаниям, Иван о службе в Красной Армии и о войне с фашистами, я вспоминал о службе в Советской Армии и как с китайцами воевали, на острове Даманском.
