1. Пролог
– Мадемуазель Бельфор, вы признаете свою вину? – мне показалось, что старенький судья смотрел на меня с сочувствием.
Мой адвокат месье Шамони сказал, что с судьей нам повезло – месье Гюссо отличался миролюбивым нравом, и его сердце не ожесточилось за столько лет работы в суде. Конечно, даже такой доброжелательный человек, как он, не мог оставить меня без наказания вовсе, но я надеялась, что всё сведется к самому мягкому его варианту.
Лишение стипендии, неудовлетворительная отметка за поведение по результатам семестра и отмена каникул до конца обучения – вот, что грозило мне за сваренное приворотное зелье.
Да, без стипендии придется туго, но можно попытаться найти подработку в самой академии – на ту же кафедру зельеварения всегда требовались мойщики склянок. Ноль баллов за поведение? Подумаешь, какая жалость – я никогда не отличалась примерным нравом. А то, что все каникулы, на которые другие студенты разъедутся по домам, я вынуждена буду проводить в Алноре, меня тем более не пугало – поместье отца находилось слишком далеко отсюда, а денег у нас было слишком мало для того, чтобы позволить себе столь дорогие путешествия.
Я отыскала взглядом в заполнившей зал судебных заседаний толпе Стивена Кларенса и послала ему подбадривающую улыбку. Мне совсем не понравилось, как он выглядел – растрепанные волосы, помятая рубашка (а ведь прежде он менял их несколько раз на дню!) И плечи – его плечи были низко опущены, что показалось мне дурным знаком. Только бы он не вздумал всё испортить! С него станется – заявить во всеуслышанье, что зелье на самом деле варил он, а не я!
Я подумала об этом и содрогнулась. Нет, никаких признаний с его стороны быть не должно! Для него это дело могло закончиться гораздо хуже. Никто не поверил бы, что такой серьезный молодой человек, как он, стал бы варить приворотное зелье. А дополнительное расследование наверняка установило бы, что зелье было совсем иного свойства. Это было зелье правды! Зелье, готовить которое строжайше запрещено! Тут уж лишением стипендии точно бы не обошлось – за такое как минимум отчислят из академии без права восстановления. Для Стивена это стало бы концом всего – после получения диплома он собирался поступить на службу в одно из столичных министерств, а для этого нужна была безупречная репутация.
Ах, если бы я владела ментальной магией и могла обмениваться мыслями на расстоянии! Я запретила бы Стивену сомневаться. И чувствовать себя виноватым тоже бы запретила! Мы поступили правильно – только так и следовало поступить после того, что случилось.
– Остановитесь, ваша честь! – громкий голос будто разрезал тишину в зале, установившуюся после адресованного мне вопроса судьи.
Я вздрогнула и повернулась к дверям. На пороге стоял незнакомый мне мужчина – высокий, статный, темноволосый. Его высоко поднятая голова и грозный взгляд выдавали в нем человека высокого положения. И то, что он обратился к судье столь бесцеремонно, тоже говорило о многом.
– Этого нам только не хватало, – пролепетал сидевший на лавке рядом со мной месье Шамони. В отличие от меня, он, кажется, знал, кем был этот незнакомец. И в ответ на мой невысказанный вопрос он торопливо пояснил: – Это – герцог Алансон, мадемуазель. Сын его светлости герцога Алнорского.
Ах, вот как! Это был сын ректора магической академии, в которой я имела честь учиться. Того самого ректора, который, к сожалению, пострадал от неумелых экспериментов Стивена. А значит, ничего хорошего ждать от этого визита не приходилось.
– Я требую, ваша честь, чтобы обвинение было пересмотрено. Я полагаю, что речь должна идти о более тяжкой статье.
– Помилуйте, ваша светлость, но на каком основании? – взвился со скамьи мой защитник.
Герцог Алансон прошествовал вперед и остановился в двух шагах от стола, за которым восседал судья Гюссо. На его светлости была посеревшая от пыли дорожная одежда – судя по всему, он пришел в зал суда, едва выпрыгнув из седла.
– Вам нужны основания? – холодно улыбнулся он. – Ну, что же, извольте. Ваша подзащитная сейчас обвиняется в том, что приготовила зелье, включенное в запрещенный список, не так ли?
– Именно так, ваша светлость, – подтвердил месье Шамони. – Да, использовать заклинания и отвары, направленные на управление чувствами, строжайше запрещено, но речь идет всего лишь о приворотном зелье. Кто в ее возрасте не баловался чем-то подобным?
Герцог усмехнулся, всем своим видом показав, что уж он-то точно никогда не был замечен в подобной ерунде.
– Если бы всё было именно так, месье, то, возможно, я согласился бы с вами. Но в данном случае всё куда серьезнее, – он перевел взгляд с месье Шамони на меня, и я почувствовала, что краснею. – Скажите мне, мадемуазель, верно ли, что вы стали варить зелье как раз накануне важного экзамена, который вы должны были сдавать именно герцогу Алнорскому?
Я не поняла, с какой целью он задал этот вопрос, но кивнула. Глупо было отрицать очевидное. Расписание экзаменов было известно всем.
– Мне также известно, что в этом семестре ваши оценки по магическому зельеварению, которое преподавал мой отец, были крайне низкими.
