Опять червоточина.
Только огромная, раз в пять крупнее прошлой.
Ещё не утих грохот, пыль клубилась по всему котловану, обломки трибун и чёрных досок пола утопали в земле. Из мрака ямы со всех сторон раздавались то крики, то плач, то стоны боли.
Виринея продолжала меня обнимать. Она больше не корила себя за то, что забыла топор: ей уже было не до этого.
Я сощурился, покосившись на неё, и кашлянул от пыли.
– Не могу на тебя смотреть.
– Что-о?.. – выдавила она.
Наверное, в другой ситуации за такую фразу она бы меня умертвила как-нибудь по-некромантски, но в червоточине, посреди хаоса и мрака ямы, она лишь нахмурилась, соображая, что я имел в виду.
– Твоё платье… – Я отвернулся от девушки. – Запачкай его. Оно меня слепит.
Больше не стал ничего пояснять. Может, Виринея посчитала, что я так витиевато выразился о безвкусности её платья. Хотя наверняка платье было модным. Оно открывало длинные ноги девушки и подчёркивало фигуру.
Это всё, что я смог разглядеть.
Но мне было не до её ног и платья.
По обломкам и кучам земли я поспешил на помощь раненым. Виринея бросилась за мной, на ходу сгребая горсть земли и размазывая его прямо по зеркальным пластинкам платья.
– Но потом ты мне всё объяснишь… – пробормотала она, сгребая ещё одну горсть земли и опять пачкая одежду.
– Если выживем, – добавил я. – У нас не больше десяти минут, чтобы вытащить людей.
Мы оба знали, что червоточина после пробуждения открывается примерно через это время – о таком и в газетах когда-то писали, а Виринея потом собирала вырезки и лепила себе на стену в пекарне.
В темноте ямы я натолкнулся на деревянное тело Клавдия, голема Радислава Стрелецкого.
Клавдий лежал, заваленный чёрными досками, без головы, с отрубленными руками и одной ногой.
Перемахнув через него, я увидел, как двое мужчин вытаскивают из-под завала девушку. Причём один из мужчин на вид был уже немолод, лет семьдесят. Его лоб закрывала коричневая повязка, затянутая узлом на затылке, а сам он был в спортивном костюме.
Этот маг виртуозно применял силу Пути Физис, то есть Стихии, а конкретно – магию земли. Таких людей называли ги-магами. Он аккуратно сдвигал завалы в сторону, чтобы не причинить вреда девушке.
Её, кстати, я сразу узнал.
Это была Дарья Жарова, сестра Корнея Жарова, который с первого дня в Академии называл меня «закрывателем дыр» и упражнялся в насмешках.
Похоже, девушка вывихнула левую руку, но в целом была в порядке, потому что, как только её вытащили, она вскочила и выкрикнула грубым голосом в пыльную темноту ямы:
– Корне-е-ей! Корне-е-ей! Отве-е-еть!
Она звала брата. Скорее всего, они сидели вместе, а значит, вместе и рухнули в червоточину.
Тем временем двое мужчин, что вытащили Дарью, уже бросились на помощь другим. Я присоединился к ним, а Виринея понеслась к ещё одной группе, зовущих на помощь.
Вместе мы помогли выбраться из-под завалов ещё двоим.
Парень-друид, студент со старших курсов, сломал руку, но смог сделать себе шину с помощью лиан магии Дендро. Он даже нашёл силы встать и тут же предложил свою помощь.
Его звали Андрей Носов.
Ещё один спасённый оказался из моей охраны, коллега погибшего на моих глазах Ипполита. Это был тот самый «дядя Серёжа», которого Эсфирь учила завязывать шнурки. Здоровяк-гладиатор восьмого ранга.
Ему сильно процарапало правый бок досками, но он был готов сразу встать в строй, и оружие у него имелось.
– Сюда-а-а! – донеслось с другой стороны ямы. Причём голосок был такой тонкий, будто детский. – Сюда! На помощь!
Я кинулся на призыв и даже опешил, когда увидел, что из-под огромной переломанной трибуны тянется маленькая рука девушки-вейги.
Её тёмные кудри и смуглая кожа были полностью покрыты пылью и казалось, что она вся серого цвета. На вид ей было лет тридцать, но я никак не мог привыкнуть к маленькому росту вейгов и их телосложению подростка, поэтому мне казалось, что это ребёнок, а не взрослая женщина. Тем более, что голос у неё действительно походил на детский.
Я приподнял часть трибуны, и вейга выползла наружу, перекатилась на живот и еле поднялась. Она была в порядке, только сильно перепугана.
– С-спасибо… – дрожащим голосом поблагодарила вейга, а потом с ужасом огляделась. – Ох мамочки… как же это… ох мамочки…
Она говорила почти без акцента – похоже, давно работала в Империи.
Ну а потом я услышал уже голос Виринеи:
– Алекс! Здесь твой друг!
Я даже удивился, потому что не успел завести друзей, ну или никого так пока не называл.
Из-за кучи наваленной земли вышли двое: Виринея придерживала Павла Гауза. Он хромал на одну ногу, его лицо пестрело царапинами и грязью.
Я поспешил к нему:
– Где Алла?
– Не знаю… – выдавил он через стон. – Она хотела пересесть поближе к арене и как раз начала пробираться по рядам, а потом всё провалилось… я не знаю, где Алла… не знаю, Алекс…
Он чуть не заплакал, но закусил губу и зажмурился, заставляя себя сдержаться.
– Корней! – вдруг гаркнули на всю яму. – Я тут!
Дарья, которую вытащили самой первой, бросилась прямо на гору с переломанными трибунами. Она вскарабкалась по завалу, как кошка, даже несмотря на повреждённую руку.
Там, наверху, застрял её брат, Корней Жаров.
