Пролог
– Мама, мама,
скорее! – раздался голос дочери из гостиной – небольшой комнатушки, которая
получила свое название по чьей-то глупой шутке.
– Что случилось?
– раздраженно бросила Шейла, даже не повысив голос. Межкомнатные стены были
слишком тонки, чтобы препятствовать распространению звуков. Это ее порой
доводило до ярости, потому что любой соседский чих она слышала почти так же
ясно, как и свой.
– Девяносто Девятый
выжил! Представляешь? С ним что-то было, но теперь он снова в порядке.
Шейла неохотно
поднялась с постели и направилась в гостиную. Дочь, скрестив ноги, сидела на
полу и не отводила глаз от стереовизора. Эта чертова штука была абсолютно в
каждой жилой ячейке. Ты мог не иметь холодильника, стола или кровати, но
стереовизор должен быть у тебя обязательно. И выключать его можно только ночью,
вернее, выключался он сам только строго в двадцать два часа и включался в семь
утра. Единственное, на что ты мог повлиять, – это громкость. Ее, хвала
Императору и всему его роду, можно было регулировать. Впрочем, Шейла никогда не
жаловалась на шум. После двойной смены она всегда спала как убитая.
– Десятый раунд
только что закончился, а вместе с ним завершилась и первая фаза турнира, –
сообщила дочь. – И он выжил, представляешь? Сначала их было трое, но потом
один… один из тех, что во многих раундах сопровождал его, он… он, в общем,
погиб. И их осталось двое. Потом на них напали чуйвики… Ну знаешь, мелкие такие
зверьки, кусачие. Вот их была целая стая, они напали на них, вернее, почему-то
только на него, и сильно покусали. Ему сначала стало плохо, наверное, чуйвики
его чем-то заразили, но потом он вколол какое-то лекарство, и ему стало легче.
– Постой-постой,
кто уколол, кому стало легче? – спросила Ше йла.
Дочь тараторила настолько быстро, что она упустила ход ее мыслей.
– Ну как кто?..
Девяносто Девятый, конечно!
Шейла глянула на
стереовизор, транслирующий вчерашние события. Сейчас он показывал
детализированные трехмерные фигуры участников турнира, собирающихся на платформе.
– И сколько их
осталось в живых?
– Ой, не знаю. Я
следила только за Девяносто Девятым и его друзьями. Жаль, что один из них умер.
Но ведь они все так или иначе погибнут, верно, мам?
– Да, – кивнула
Шейла и поморщилась.
В голове снова
всплыли неприятные воспоминания…
Несколько лет
назад, еще до войны с Федерацией, ее старший сын тоже был участником Арены. Она
дословно помнила последнее аудиописьмо от него:
«Мама, я нашел
способ вернуться домой, – прозвучал его голос из звукового сообщения – последнего
сообщения, которое ему было положено по закону. – Я знаю, что ты будешь против,
но пойми, уж лучше я рискну сейчас, чем следующие двадцать лет проведу на загрязненной
планете, добывая руду для империи. Знаю, что наш род обнищал и что теперь наша
семья ничем не отличается от низкородных. У нас нет возможности выкупить мою
свободу, поэтому мне ничего не остается, как принять предложение. Прости меня
за все. Я подвел тебя и сестру, но теперь мне выпал шанс все искупить. Я люблю
вас! Прощай. И молись всем известным богам, чтобы у меня все получилось. Скоро
ты обо мне услышишь».
После этого
аудиосообщения она больше ни разу не услышала голоса сына, зато увидела его по
стереовизору. И каков же был ее шок, когда она узнала его среди участников
ежегодного Турнира Тысячи Миров!..
Он дошел до
самого конца и победил в последнем поединке, Шейла видела это своими глазами, но
после этого о нем как будто все забыли. Распорядитель турнира объявил, что
последний участник «к великому сожалению и моему личному прискорбию» не выжил.
Шейла отправляла требования разобраться с происходящим и в администрацию Арены,
и лично наместнику своей планеты, и даже в представительство имперской
канцелярии, но ниоткуда не получила ни полноценного ответа, ни даже короткой
отписки. Ее сын бесследно исчез. После этого события она возненавидела Арену и
больше не делала ставок ни на участников, ни на исход событий.
Но вот Девяносто
Девятый, получивший свое прозвище из-за последних цифр в своем идентификаторе,
снова пробудил в ней надежду. После того, что он сделал на втором раунде, она
опять заинтересовалась турниром. Не так, как раньше, конечно, но время от
времени наблюдала за его действиями. И однажды поймала себя на мысли, что
переживает за него. Шейла знала, что после его выходки общество Локсийской
Империи разделилось на два лагеря: одни люто ненавидели его и желали скорой
смерти, другие начали восхищаться и превозносить. Разумеется, ставки на него
выросли в разы.
Шейла прекрасно
понимала, что ее симпатия к альрийскому военнопленному не совсем патриотична,
но ничего не могла с собой поделать. Арена забрала ее сына, и она рьяно
надеялась, что Девяносто Девятый способен еще сотворить что-то такое, что
пошатнет эту бесчеловечную традицию. И каждый раз, когда он выходил победителем
в очередном раунде или хотя бы просто выживал, ее сердце наполнялось теплотой.
Взгляд женщины
невольно коснулся углового стеллажа, заставленного двумя дюжинами фигурок,
изображающих женщин в разных позах, и ее глаза наполнились слезами. Вырезать
статуэтки из твердых материалов ее сын начал с двенадцатилетнего возраста, и
поначалу Шейла относилась с недоверием и даже подозрением к такому
своеобразному увлечению. Но теперь ее отношение к фигуркам изменилось, потому
что эти незамысловатые поделки – все, что осталось от ее сына. Она верила, что
в каждую из них он заключил частичку себя, а значит, в каком-то смысле
по-прежнему продолжал находиться рядом с ней. Во всяком случае, она старалась в
это верить.
