Все люди, впервые попав в космос, чувствуют, как дрожит корабль, несущийся сквозь пустое пространство. И почти всегда из-за этого им начинает казаться, что дрожит вся вселенная.
Я провел полгода на вахте в составе группы управления кораблем в затяжном прыжке. Все это время каждая деталь корабля монотонно вибрировала вслед за главным двигателем. Но сейчас я кладу ладонь на прохладную металлическую поверхность голографического стола и чувствую резкие, короткие толчки. Главный двигатель ушел на холостой ход, и маневровые постепенно выводят нас на стабильную орбиту. Приятное ощущение.
На мостике тихо, хотя это самая оживленная, после столовой, часть корабля. Люди вышли из глубокого сна, они выглядят уставшими и измученными. Еще толчок, корабль немного отклоняется от привычной оси, гражданский и научный персонал хватается за столы и стулья, экипаж же привычно не замечает изменений.
Я смотрю на Жана Ван-Алена – руководителя научной группы. Он высокий и худой, за полгода в капсуле его лицо вытянулось еще сильнее, над плоскими щеками синеют глубокие мешки, но глаза горят возбуждением, руки, вцепившиеся в стол, немного подрагивают.
Рядом с Ван-Аленом стоит Дженнифер Рекнер – его помощница. Невысокая блондинка, красивая, изможденная, со слегка позеленевшим от непривычной гравитации корабля лицом. Полгода в капсуле тоже согнали с нее вес, но худоба ей идет. Жаль, что она не согласилась остаться бодрствовать со мной на вахте. Сейчас бы она тоже была бы изможденной, но довольной, я бы постарался.
Я улыбаюсь собственной дешевой пошлости, но этого никто не замечает. Капитан Смит и старпом Вайнс стоят с моей стороны стола. Я краем глаза вижу, как напрягаются их тела, привычно покачиваясь в такт движениям корабля. Их взгляды прикованы к 3D голограмме над столом. Она изменяется, постоянно в прямом эфире перед нами выстраивается ущелье, несущейся по нему дрон без остановки передает данные. Изображение вздрагивает.
– Проблема с данными? – спрашивает капитан.
– Нет, – качает головой Ван-Ален.
Дженнифер нажимает несколько клавиш на краю стола, изображение разворачивает, сбоку появляются строчки с данными.
– Сейсмическая активность на месте, – уточняет она.
Все пропускают комментарий мимо ушей. Все ждут. Дрон, наконец, долетает до места назначения. У собравшихся вырывается тяжелый вздох. Я пытаюсь держать себя в руках, пытаюсь показать свою хладнокровность перед Дженнифер, но ей на меня плевать. Ее глаза прикованы к изображению темного прямоугольника, возникшего на отвесном участке в стене ущелья. Ровные края проема, четкая геометрическая симметрия. Сразу же возникает мысль об искусственном происхождении. Дрон замедляется и замирает, изображение замирает вместе с ним. Все ждут. Поток данных немного замедляется, дрон дрожит.
– Сильный ветер, – поясняет Дженнифер в пустоту.
Дрон начинает двигаться вперед внутрь проема. В глазах людей блестит синева голографического изображения. Дрон влетает в ровный прямоугольник проема, изображение дергается от помех. Вырисовывается ровное пространство, которое человек мог бы назвать ангаром. В дальней стене виднеются проходы, таких же ровных форм, как и все вокруг. Люди улыбаются и дрожат от возбуждения. Я тоже дрожу, не могу этого скрыть. Изображение дергается в последний раз и замирает. Все смотрят на Дженнифер. Она стучит пальцами по клавишам, глаза бегают по строчкам с кодом.
– Больше нет связи.
Все вздыхают. Напряжение спадает. Капитан использует пульт со своей стороны. Изображение поворачивается, но видно лишь пустой ангар и проходы вглубь строения.
– Мы отправимся туда! – заявляет Ван-Ален дрожащим голосом. – Прямо сейчас!
Капитан молча смотрит на него, продолжая вращать изображение.
– Может лучше еще один дрон?
Ван-Ален задумывается. Смотрит на Дженнифер. Их глаза полыхают решимостью.
– Нет, лучше мы посмотрим сами. Первый визит, беглый осмотр. Туда-обратно.
– Хорошо, я дам людей.
Капитан смотрит на старпома, тот кивает и поворачивается ко мне. Я устал, хоть интерес меня и будоражит, я, похоже, самый незаинтересованный из всех. Но я потягиваюсь, улыбаюсь и говорю:
– Пойду готовить шаттл.
Мне улыбаются в ответ, все, даже Дженнифер. Это приятно. Я подмигиваю ей, киваю остальным и развернувшись покидаю мостик. Стены корабля больше не вздрагивают, мы заняли нужное положение. Теперь наша металлическая колыбель будет вращаться вокруг планеты, подчиняясь законам мироздания.
Я иду по коридорам, как и на всех кораблях, скучным и серым, подчиненным лишь вопросам технической целесообразности. Мои шагу гулко звенят о металлический настил пола, мимо проходят люди, некоторые кивают мне, другие даже не замечают. Корабль достаточно большой, чтобы совсем не знать добрую половину экипажа и пассажиров. Но даже на знакомых я обращаю мало внимания и лишь изредка отвечаю им короткими приветствиями.
Мое сознание постоянно отвлекается и улетает домой на Марс, где большая часть жизни человека проходит в подобных коридорах под поверхностью планеты. Поэтому “рыжих крыс” считаю лучшими для набора на флот – мы не впадаем в депрессию космоса. А еще более привычны к искусственной гравитации, которая, как и у нас на родине, меньше земной. Но двести лет назад никаких выходцев с Марса не было. Тогда первые колонисты прибыли на планету следом за беспилотниками, чтобы построить свой новый дом. Дом этот был убогим и странным, но они продолжали с трудом выживать. Именно тогда на Марсе обнаружили Руины и все человечество ненадолго сошло с ума. Мы были не одни, мы больше не были одиноки в бесконечном и пустом пространстве космоса. На Марс обрушились огромные инвестиции всех сортов, количество колонистов из ручья отчаянных романтиков превратилось в гигантскую лавину нового мира. Но не смотря на весь возросший интерес, ничего в реальности не изменилось. Руины изучили вдоль и поперек, извлекли оттуда крупицы еще не разложившихся от времени технологий и пристроили на службу человечеству и прогрессу. Новые колонисты продолжили строить убогий и странный дом. В темноту космического пространства отправились сотни автономных зондов, к каждой, как тогда казалось, пригодной для зарождения жизни планете. И все. Лихорадка прошла, одиночество еще сильнее ударило хрупкое сознание человечества, ведь мы нашли не друзей, даже не врагов, а лишь остатки чужой цивилизации, напоминающие, что ничто не вечно. Космос снова стал темным, пустым и страшным местом. Марс снова стал жалкой планетой-колонией, изуродованной тоннелями шахт. И только Руины, превращенные в музей, своими огромными залами напоминали о чем-то будоражащем сознанием.
