Слуги попрятались внутри особняка, боясь попасть под горячую руку хозяина. Воздух туго свистел, рассекаемый лезвием клинка. Умелыми движениями Хайс пытался выместить пылающую внутри ярость. Время шло к вечеру, а тренер приходил лишь по утрам, поэтому соперника у него не было, и бессмысленное занятие пришлось бросить.
Недовольно прорычав, Хайс запустил клинком в ближайшее дерево, и от его нечеловеческой силы меч вонзился в ствол чуть глубже половины всей своей длины. Мужчина выругался – дорогое оружие было любимым, а теперь придётся его менять, так как после такого броска лезвие придёт в негодность.
Цедя сквозь зубы проклятья, словно заклинания, Хайс напористыми шагами направился к стрельбищу. Ярость требовала выхода, разрывая изнутри.
Холодная рукоять пистолета приятно легла в ладонь, палец привычно снял предохранитель. Тишину окружающего сада нарушили размеренные выстрелы. Мишень находилась далеко – человек с такого расстояния не различил бы не то, что попадания, а даже её саму, но Хайс человеком не был. Его зрение позволило разглядеть, что все пули легли точно в цель, но даже это не способствовало успокоению.
Вытащив из кармана телефон, Хайс позвонил Рюгену – верному и преданному подлизе, боявшегося хозяина как огня. Впрочем, для людей было свойственно опасаться таких, как Хайс, а его собственную персону – так тем более. Пока шли гудки, эта мысль хотя бы немного успокоила пылающий разум.
– Да, господин? – послышался заискивающий голос Рюгена.
– Когда меня порадуешь новинкой? – бросил ему Хайс.
– Как вам будет угодно, – хрипловато ответили из трубки. – Есть на примете одна мадам, могу доставить её к вам завтра.
– Сегодня, – холодно отрезал господин и повесил трубку. Отговорки его не интересовали.
К его ноге подошёл единственный слуга, в верности которого Хайс не сомневался никогда. Один из огромных церберов, что охранял территорию особняка, подчинялся хозяину беспрекословно и сейчас явно чувствовал его взвинченное состояние.
– Нет, сегодня никого есть не будем, Армхак, – потрепал псину по загривку Хайс. – Хотя, как сложится. Будь готов к сюрпризам.
Пёс безмолвно проводил хозяина до края идеально подстриженного газона и остановился у его кромки – выходить на асфальтированную часть без команды собакам было запрещено. Ещё раз потрепав его по загривку, Хайс направился к помпезному крыльцу своего особняка. Омерзительно белого – по его мнению – так как по статусу не полагалось жить в другом, хоть сотню раз ненавидь слащавую белизну.
Входную дверь мужчина пнул с такой силой, что, распахнувшись и ударившись о стену, она страдальчески задребезжала. Витражные стёкла, вставленные в неё для декора, дружно рассыпались на мелкие осколки.
Не обратив на это внимание, Хайс пошёл по широкой белоснежной лестнице вверх, проверяя сообщения от Рюгена. Их не было, а значит – всё в силе. Прохвост всегда очень боялся рассердить своего хозяина.
Зайдя в свою комнату и затворив дверь, благодаря тонкому слуху Хайс услышал, что дом потихоньку стал оживать – слуги выползли из тех щелей, в которые забились, и сейчас пойдут собирать осколки выбитых стёкол. В глубине души шевельнулось желание открыть дверь и явить себя, чтобы получить удовольствие от ужаса на их лицах, но Хайсу было лень.
Небрежным движением сбросив ботинки, он распластался прямо в одежде на огромной двуспальной кровати, застеленной чёрными шёлковыми простынями. Да, хоть тут мог позволить себе такую вольность, благо брат предпочитал его обитель не посещать без самой крайней нужды.
Таковой не было уже пару лет, и Хайс наслаждался частицей своей свободы от привилегированного сброда, окружающего его всюду. Брат… на красивом лице с тяжёлыми скулами появился злобный оскал. Ненависть вновь закипела в душе мужчины.
Треклятый братишка Стерс, которому повезло выбраться из их матери чуть раньше, чем Хайсу. Любимчик публики и папаши, не чаявшем души в старшем сынке, который словно вышел его собственной копией – высоким, статным, голубоглазым блондином со слащавой рожей. Лицо Хайса снова дрогнуло, а ненависть закипела с новой силой.
В детстве Стерс часто потешался над ним, говоря, что мать его «нагуляла», оттого и умерла при родах. За это старший брат получал изрядных тумаков, но отец верил лицемерной лжи своего любимчика, а Хайс сидел наказанным неделями. За особо ярые побои даже, бывало, что в подвале. Но, чёрт побери, оно того однозначно стоило.
Отец подобных слов младшему сыну никогда не говорил, но с возрастом Хайс стал понимать, что он был солидарен во мнении со старшим сынком. Почему вдруг – непонятно: его младший сын просто был похож на мать, а не на отца. Все её сохранившиеся портреты висели именно в доме Хайса, и сомнений в таком простом факте не было – точно такие же, как у неё, ярко-голубые глаза, ровный нос, прямые, цвета вороньего крыла, волосы… Единственная женщина, которую Хайс любил и уважал.
Он так и не смог простить отцу, что тот так быстро забыл её и женился на другой. Впрочем, женитьба в их кругах даже близко никогда не соседствовала со словом «по любви», как это бывало у людей. Дело лишь в статусе и выгодности брака, принятию избранницы обществом и… чистоте крови, пожалуй. Разумеется, сородичи Хайса никогда не женились на девушках из числа людей.
