Лето 1808 года
Предместья Лондона, Англия
– Ты сумасшедшая!
Она только рассмеялась в ответ, заливисто, беззастенчиво, запрокинув голову и обнажив горло. Все в ней противоречило правилам приличия, даже смотреть на нее было стыдно: на некогда идеальную прическу, взлохмаченную порывистым ветром, измятый низ светлого платья, а хуже всего – на острые щиколотки и босые ступни, танцующие по драконьей спине.
Энн Харрингтон меньше всего сейчас соответствовала статусу леди, но, тем не менее, ею являлась. За острыми плечами стояли семья с богатой историей, громкое имя, приданое в пять тысяч фунтов и, конечно, дракон – последний, оставшийся после трагедии, о которой не принято было говорить. Тот самый дракон, с которым Энн обращалась, будто с домашней зверушкой.
– Так и будешь стоять и смотреть? – Она опустилась на спину зверя: юбка задралась и открыла взору не по-девичьи сильные ноги.
Малькольму потребовалась вся сила воли, чтобы поднять взгляд на протянутую ему ладонь. Если он хотел жениться на мисс Харрингтон, то обязан был принять приглашение – Энн и ее дракон были неотделимы. И оба отказывались понимать, как можно опасаться огромного огнедышащего хищника, способного одним укусом переломить твой хребет.
– Мал, ну же! – Требовательная девочка, его требовательная девочка.
Он отверг ее руку, но лишь для того, чтобы опустить ладонь на лестничную перекладину. Дракон заворчал, почувствовав лишний вес, и Малькольм поежился: со зверя сталось бы прямо сейчас взмыть в небо, заставив незадачливого наездника болтаться между жизнью и смертью. Но только его – не Энн.
Она летала так, словно родилась верхом. Вот и сейчас, пока Малькольм надежно закреплялся в седле, чтобы не дай бог не встретиться с праотцами раньше времени, Энн восседала на драконе безо всякой страховки. Еще и предлагала Малькольму держаться за ее талию.
– Готов? – Она оглянулась через плечо и, заметив краем глаза кивок, похлопала по чешуе в основании драконьей шеи.
Зверь послушно поднялся, переступил с ноги на ногу, расправляя крылья. А затем оттолкнулся от земли так резко, что у Малькольма крик застрял в горле. Пожалуй, за это дракону следовало сказать спасибо – не хотелось бы так опозориться перед Энн.
Благо тяжелым был только взлет. Выл ветер, уши закладывало, из всех звуков вокруг оставался лишь невнятный гул да стук собственного сердца. В такие моменты у Малькольма вся жизнь пролетала перед глазами – еще одна причина не любить полеты на драконах. У него была паршивая жизнь, бедная, полная изнурительного труда и пренебрежительных взглядов. В последние годы он изо всех сил пытался отречься от прошлого, и рядом с Энн это порой удавалось. Ее беззаботность распространялась на каждого, с кем она соприкасалась, – настоящее благословение.
– Разве это не счастье?! – Малькольм скорее угадал, чем понял смысл ее крика, едва различимого за шумом ветра.
У него сжалось сердце, когда Энн раскинула руки в стороны. Глядя на это, Малькольм невольно стиснул ткань ее платья. Энн не обратила внимания – она отдавалась полету так, словно в нем крылся таинственный смысл жизни.
Наконец дракон замедлился. Могло показаться, что он застыл в воздухе, но плывущие далеко внизу пейзажи подсказывали – это не так. Тем не менее на высоте стало спокойнее, тише. Пользуясь этим, Энн перекинула ногу через спину дракона, повернулась к Малькольму лицом и оказалась в компрометирующей близости.
От Энн пахло лавандовой водой, но к аромату, любимому многими девушками, примешивалось что-то еще. Забыв о том, где находится, Малькольм осторожно поднял руку, коснулся вьющейся прядки у ее виска, поднес к своему лицу. Вот оно: лаванда, а еще – кожаная сбруя, свежескошенная трава и тепло.
Повторяя движение Малькольма, Энн костяшками пальцев дотронулась до его щеки. Провела сверху вниз, от скул к подбородку, который затем мягко сжала, направляя, подсказывая. Ее тонкие губы на вкус были мягче и слаще, чем на вид, кожа оголившихся бедер – нежнее и бархатистее, глаза – темнее и глубже.
Энн прерывисто выдохнула Малькольму в рот, приподнимаясь, чтобы удобнее расположиться в его объятиях. Губы его при этом скользнули ниже, вдоль линии челюсти, к сгибу шеи, от прикосновений к которой Энн особенно млела. Он лизнул солоноватую кожу и с удовлетворением почувствовал, как ее пальцы сжались на его плечах.
В полетах на драконе Малькольм видел всего два плюса. Первый – решимость и отсутствие видимого страха возвышали его в глазах Энн. Второй – только здесь, на высоте в добрую сотню футов, они оба могли делать то, чего на самом деле хотели. Она могла быть кем-то большим, нежели дебютанткой, единственная ценность которой заключалась в статусе и проходящей красоте. Он мог прикасаться к ней так, как, он знал, никто и никогда не касался.
Она вздрогнула, когда он поцеловал самый край благодатно глубокого декольте. А может, дело было в его пальцах, задравших юбку, скользнувших по внутренней стороне бедра к самому средоточию жара, уничтожавшего все благоразумие на своем пути.
