«Это не дача показаний, а какой-то допрос!» – раздраженно думала Агата, сидя напротив арбитра, высоченного, рябого и абсолютно неприятного как внешне, так и по общению. Арбитр, одетый в потертый костюм, задавал одни и те же вопросы, причем делал это грубо, пытаясь подловить Агату на неточностях.
Разве так опрашивают свидетелей?
– Агата Эдуардовна, ну не волнуйтесь вы так, – говорил он с нахальной ухмылкой. – Вас что-то тревожит? Что-то в вашей истории не складывается?
– В моей истории всё складывается прекрасно. Я просто устала. Наша встреча длится уже второй час, – попыталась мило улыбнуться Агата, хотя орочья сущность требовала немедленно обратиться и впечатать ему кулак в лицо.
Он ещё и издевается?!
Общение проводилось в следственном управлении теневой юстиции, таком древнем и обшарпанном, что могло бы посоперничать по унынию с самим «Теневерсом», главной магической тюрьмой. В «Теневерсе» жилы стыли от одного только вида стен, за которыми скрываются самые темные монстры среди нечисти. Агата лично этого места не видела, но описания сыновей хватало с лихвой.
Здесь, конечно, было не настолько плохо, но всё равно очень и очень упаднически.
Общая безнадега чувствовалась повсюду. Старинное здание, которое выделили теневой юстиции, разваливалось на глазах. Маленькие комнатушки, переоборудованные под кабинеты, обвалившаяся лепнина. Скрипучие полы. Ветер, продувающий в щели старых окон.
Кстати, про «Теневерс».
Её муж, Серп Адрон, тоже был пленником тюрьмы. Не безвинным пленником, а преступником – ибо то, что он собирался сотворить со своими детьми, заслуживало особого наказания.
Агата никогда бы не смогла его простить. Пусть в ней и сохранилось к нему что-то доброе (ведь неспроста они прожили вместе столько лет), но простить и вновь довериться – точно нет. Она знала, что он пытался выпросить с ней свидание (безуспешно). Но всё равно никогда бы не согласилась.
Разве что прийти и плюнуть ему в лицо за предательство?
Нет, даже с этой целью не пошла бы. В её жизни больше не существует Серпа. Он мертв вот уже как несколько лет. И точка.
Арбитр пожал плечами:
– Ничего страшного, некоторые допросы продолжаются неделями.
– Допросы? – намеренно зацепилась Агата за слово. – С каких пор я перешла в разряд подозреваемых?
– Нет, что вы, что вы. Я в целом. Вы – наш свидетель.
– В таком случае, не понимаю, что мы мусолим? Я только за сегодня несколько раз повторила, что не видела моего мужа с того самого дня, как он якобы попал в автомобильную аварию. Как и все, я думала, что он скончался. Мы не пересекались до момента ритуала. И уж точно я не позволила бы ему проводить опыты над своими детьми! Сколько еще раз вы будете вызывать меня сюда и задавать одни и те же вопросы?!
– Не нервничайте вы так, Агата Эдуардовна, – елейным голоском попросил арбитр. – В вашем возрасте вредно перенапрягаться
«В вашем возрасте?!» – Агата вспыхнула до кончиков рыжих волос.
Ну всё. Ему конец. Какой, по его мнению, у неё возраст?! Преклонный? Да она в самом расцвете сил, по меркам орков – ещё молодая женщина. Другие орчанки замуж только-только выходят, а она уже троих сыновей вырастила.
Агата скрипнула зубами и хотела высказаться, но внезапно открылась входная дверь. Она не видела, кто вошел в кабинет, но лицо арбитра резко переменилось. Нахальство исчезло с него, будто стертое тряпкой. Он побледнел, глаза расширились, по рукам пошла нервная дрожь.
– Добрый… – начал было он, вскочив со стула, но был перебит:
– Семен Валерьянович, ценю вашу работу, но позвольте мне самому поговорить со свидетельницей.
Агата обернулась на смутно знакомый голос.
В дверях стоял пусть и чуть постаревший, но такой знакомый Макаров Илья.
Почему-то она столько раз себе представляла эту встречу. Еще тогда, до аварии. В своих фантазиях они то проходили мимо, словно чужие люди, то обнимались – как старые друзья, садились пить кофе (Илья непременно из огромной чашки, такой же, что была у него когда-то в кабинете), а потом часами напролет болтали обо всем на свете.
Но столкнувшись наконец в реальности, Агата поняла, что не может ни притвориться незнакомцами, ни подойти обнять. Во-первых, положение свидетельницы не позволяет, во-вторых, она не посмеет. Столько лет прошло – она ему чужая. Да и, наверное, не была своей. Только отчего в глазах так предательски щиплет и так больно щемит в груди?
Она вцепилась ногтями в запястье, только чтобы перебить это предательское ощущение хоть чем-то.
Управление теневой юстиции отступило, его стены стали стенами старенького захламленного кабинета, куда её как-то привели после обвинения в угоне машины. И она сама словно на двадцать пять лет стала моложе.
– Так точно, Илья Валерьевич. Если что-то понадобится, дайте знать, – чуть ли не по-военному отчеканил Семен Валерьянович и пулей вылетел из комнаты.
