– Взгляните, пожалуйста, на сидящих перед вами. Не встречали ли вы кого-нибудь ранее? Не спешите, можете рассмотреть повнимательнее.
Секундное замешательство. Затем – долгий, пристальный взгляд. Глаза перемещаются от одного к другому, потом назад, опять к первому.
– Может им встать?
Утвердительный кивок.
– Поднимитесь. Итак?
– Нет. – Пауза. – Я никого не знаю.
– Вы уверены?
– Да, уверен.
– Что ж… Хорошо. Подойдите, вот здесь распишитесь. Теперь понятые. Пожалуйста. Теперь вы… Спасибо. Все свободны.
Я сидел у дверей и бесстрастно наблюдал за происходящим. Молодой следователь, проводивший опознание, был явно огорчен его исходом. Красноватые пятна на щеках, опущенные вниз, на протокол, глаза. Скрывать эмоции в молодом возрасте довольно сложно. Особенно отрицательные. Мало того, что он сейчас отпустит на свободу преступника, так еще и по голове получит за незаконное задержание на трое суток. Конечно, неприятно.
Не скажу, однако, что я был безумно рад такому повороту событий.
Во-первых, из-за этой канители я не пообедал. А во-вторых, у меня пропал аппетит. Другое дело, что я совсем не удивился. Для следователя, конечно, неожиданность – как же так? Вроде, опознающий и приметы в протоколе подроб– ные указал и даже фоторобот рисовать пытался? А как до опознания дошло – извините, не тот. Не узнаю. Мимо кассы.
Я быстро вышел из кабинета и в коридоре задержал потерпевшего.
– А может все-таки это он?
Мужчина смотрел в пол.
– Нет, не он, – некоторое время спустя тихо произнес он. – Тот, вроде, постарше был.
– Мы тут одни. Зачем скрывать очевидные вещи? Боитесь?
– Не боюсь. Не он это.
– Боитесь, боитесь. Застращали?
Молчание.
– Быстро, однако… Где, неужели еще в больнице?
Опять молчание.
– Ладно, идите. В следующий раз, когда вам ножом засадят, сами разбирайтесь. Без милиции.
Мужчина, понурившись, побрел на выход.
«Ну что за публика? Не народ – овцы. Их режут, а они только блеют. Войди нож на пару миллиметров подальше, и амба, не стоял бы ты сейчас в коридоре. А все равно: „Не узнаю“. Потому что страшно.
Так хоть с распоротым брюхом, но жить будешь, а опознаешь – что там потом… Могут и добавить. Так что, извините, не узнаю».
Я взял со стола исписанный крупным почерком листок и быстро пробежал по нему глазами.
– Молодец, почти без ошибок.
– Меня сегодня в КПЗ или здесь до утра?
– Сегодня.
– Этот-то что говорит, Пеликан?
– Все, что нужно, говорит.
– Хе… Чушок, он и есть чушок.
Я усмехнулся. Пеликан пока говорил далеко не то, что требовалось мне. Лепетал какую-то муру про то, что в парке, на другом конце города, в драке получил ножом в бок от неизвестного. Но ничего, это пока я не ткну ему в морду вот эту бумажку. Вот тогда он действительно скажет все, что надо. А не скажет, я помогу. Никуда не денется.
– Число поставь, – вернул я лист сидящему напротив парню.
Тот вывел внизу дату и, еще раз усмехнувшись, начал рассматривать свои потрепанные кроссовки.
Я открыл форточку, чтобы немного проветрить кабинет от никотина и водочного выхлопа.
Парня звали Саввой. Вернее, это была его кликуха, «погоняло». На самом деле, его звали Андреем, а кличка происходила от его фамилии – Саватеев. Савва был особо опасным. В двадцать шесть лет это весьма почетно. Всего – восемь лет отсидки. Но Савва никогда не кичился своей крутизной, по крайней мере, когда бывал в милиции. Среди блатных – мог, да и то, только по пьяни. Поэтому-то я так и удивился вчерашнему случаю. Хотя от блатных всего можно ожидать. А Савва, вероятно, представлял собой эталон блатного. Исколотый голубыми разводами татуировок – даже на веках красовалась незамысловатая надпись «ХОЧУ ТЕБЯ», – отлично знавший воровские традиции, он имел несомненный авторитет в микрорайоне. А авторитет завоевать нелегко. Еще труднее – поддержать. Только этим я мог объяснить вчерашнее приключение.
Накануне в пивном зале Савва сосал пивко в компании местной гопоты. На свою беду туда заглянул Пеликан, тоже судимый, только из другого района, но знавший Савву по зоне. Взяв кружку, Пеликан по-приятельски подсел к Савве. Савва презрительно сплюнул в сторону Пеликана и приказал ему валить отсюда. Тот вступил в совсем неуместную дискуссию: «Ну что ты, Саввушка, мы же не на зоне!»
Неизвестно, на что обиделся «Саввушка», то ли на уменьшительно-ласкательное прозвище, то ли на внешний вид Пеликана. Но так или иначе, он спокойно встал из-за стола, сходил на кухню, где барменша рубила селедочные наборы, попросил на минутку нож, вернулся в зал и на глазах у своих собратьев засадил им Пеликану прямо в бок. После чего плюнул на упавшего собрата по зоне, возвратил нож на кухню и сел за свой столик, продолжая спокойно пить пиво. Пеликан, истекая кровью, доковылял до выхода и скрылся за дверью. Савва никуда не убегал, продолжая трепаться с корешками, как будто ничего и не случилось.
Объяснилось все просто. Пеликан был «чушком». «Опущенным». «Петухом». Даже разговаривать с ним было запад-ло, а тем более, сидеть за одним столом и пить пиво. Пеликан, вероятно, этого не допонимал. Но потом, конечно, врубился, поэтому и наплел мне про неизвестных в парке, когда я приехал к нему в больничку, откуда в милицию прилетела телефонограмма. Диагноз у него был нехилый – проникающее ранение живота, перерезанные кишки и так далее. Короче, сто восьмая, часть один. Ку-ку, до восьми лет.
