С моим увольнением с завода всё случилось ровно так, как
предсказали карты. Из отпуска на заграничных югах вернулся директор. Мы
встретились в коридоре: он загоревший да посвежевший, с блеском в глазах, и я,
посеревшая от надоевшей рутины, погребённая под кучей никому не нужных бумаг. Поздоровалась
с ним и вместо царственного кивка — привычного в сторону мелкой сошки как я — услышала:
— Алисочка, а вы всё хорошеете и хорошеете. Прямо, м-м,
персик. И где были мои глаза раньше?
В дополнение к сомнительному комплименту мне, зажатой крупным
начальственным телом у стены коридора, достались масленый взгляд и рука,
тянущаяся куда не просили. Ойкнув, я выпустила папки из рук, и они — тяжеленные
— шлёпнулись директору под ноги, почти что на дорогие ботинки.
— А ты шалунья. — Шутливо погрозив пальцем, он отправился
дальше по коридору. Оставил после себя кучу разлетевшихся по полу бумаг и меня
в растрёпанных чувствах.
Кое-как собрав папки, я юркнула в кабинет с табличкой «Главный
технолог». Ни слова о случившемся начальнице не сказала.
Если жаловаться, то точно не той, которую чуть ли не в глаза
называют любовницей директора, за давностью лет — почти что казённой женой.
Человек она неплохой, душевный, но конкуренции, как мне говорили, не терпит.
Тех, на кого директор глаз положил, выживает безжалостно.
Завод у нас небольшой, трудится около четырёхсот человек. Молочное
производство, коллектив в основном женский. О маленьком происшествии в коридоре
к обеду уже знали все. И моя начальница — разумеется — тоже.
Она не стала ни в чём меня обвинять. Одарила острым взглядом
и только.
Сначала я думала как-то с ней объясниться, но, поразмыслив, тоже
решила молчать. Если она умная женщина, сама всё поймёт, а дуре всё равно
ничего не докажешь. Директор старше меня лет на двадцать, прочно женат и с
детьми — уже даже не школьниками. Отношения с ним для двадцатипятилетней
одинокой меня не просто не вариант, а настоящая катастрофа. Любая адекватная должна
понять, что инициатива не моя, и не со мной, а с ним сделать что-то.
Понимать-то она, может, и всё понимала, но ко мне заметно
охладела. Начала придираться, гонять по пустякам. А когда он к ней заглянул —
заулыбалась, и ни полслова.
Тем же вечером я сделала расклад на ситуацию, него и себя. Перевёрнутый
Дьявол, туз и пятёрка мечей, Башня, увенчанная тремя уточняющими десятками,
король жезлов и королева мечей хором заявили о ждущих меня неприятностях.
Шестёрка пентаклей и Звезда достались мне в качестве небольшого, нескорого, но утешения.
Мол, ничего не бойся, Алиса, с голоду не помрёшь. Работу потеряешь, тут без
шансов, но помощь к тебе рано или поздно придёт. А там и заветная мечта, может,
исполнится.
Всё ровно так и произошло. От встречи в коридоре до чётко
расставленных точек над «i» прошло меньше месяца.
Об отказе директору в, как он выразился, женской ласке я не
жалела ни доли мгновения. До последнего притворялась непроходимо наивной,
подыскивала работу, но тихо. Всё надеялась, он одумается, или начальница
подсуетится и как-то его на себя отвлечёт.
Надежды не оправдались, он не отстал и намёками не
ограничился.
На вечер пятницы назначил рабочее совещание, пригласили туда
из всех сотрудников только меня — технолога, причём младшего. Начальница, когда
узнала о том, кто, куда и кого вызывает, бросила в мою сторону всего один, но
какой взгляд.
Вот и пошла бы со мной в его кабинет, объяснилась бы с ним
вместо того, чтобы одну меня всей душой ненавидеть!
Это так, риторически. Никуда она, понятно, со мной не пошла.
Ни слова мне не сказала, трусливая с-с... Нет, я её понимаю. Она из тех, кто
загулявшего мужика простит и поймёт, к груди необъятной прижмёт. Ну а я из тех,
кто знают, что или будешь жёсткой, или сядут на шею.
Не люблю ссоры, но иногда нельзя без того, чтобы показать
когти и зубы тем, кто зарвался и по дурости решил, что имеет дело с овцой.
Наедине с директором я провела ровно десять неприятных
минут. Отработала чётко по пятёрке мечей, высказала всё прямо и откровенно.
Он не пожелал меня понимать, пришлось быть доходчивой на все
сто. Не только язык распустить, но и рукам дать волю. Не думаю, что ему часто
по лицу прилетало. Глаза у него полезли на лоб, лицо заалело. Но он — упорный
какой — и тогда не всё понял. Пришлось прибегнуть к удару коленом, как к последнему
вразумляющему аргументу. А потом громко хлопнуть дверью под рычащий мат-перемат
и обещания непременно меня уволить, да с волчьим билетом.
Да я бы после такого и сама работать на него не осталась. Но
заявление по собственному от меня он ни за что не дождётся.
Все выходные прошли в поисках новой работы. Профессия у меня
неплохая, но городок у нас небольшой, и подходящих мест не так что б много.
Обзвонила всех, кого смогла, наслушалась обещаний и осторожных расспросов о
том, почему ухожу с хлебного места. Правду не могла рассказать, от умалчиваний
и попыток прямо не врать страшно устала. Из колоды вытянула семёрку пентаклей, пообещавшую,
что посевы дадут всходы, но урожай придётся подождать.
Директор слово сдержал. Утром понедельника, то есть сегодня,
меня первым делом отправили в кадры. Там я узнала, что из декретного отпуска срочно
возвращается моя предшественница. Предупреждение об увольнении, уже подписанный
приказ, расчёт и трудовую книжку я получила ещё до обеда.
