Священник Андрей Мизюк (Саратов)
– У нас все очень просто. В столовой Перинатального городского центра над окошком для сбора посуды висит объявление с моим телефоном. Чтобы заметнее было. По вторникам, а иногда и в другие дни, я служу молебен Пресвятой Богородице для будущих мам и сотрудников роддома.
В небольшом шкафчике в администрации висит моя роддомовская ряса, я одеваю ее только там. После молебна я обычно говорю что-то напутственное мамам, иногда они исповедуются, причащаются прямо в роддоме, а затем читаю молитву из чина на всякое благое дело для тех, кто здесь работает. Общая молитва тут особенно нужна.
Надо сказать, что это место для меня в буквальном смысле родное. Нет, я родился в другом роддоме, но в этих стенах появились на свет трое моих сыновей, а еще те детки, для которых я стал крестным. Если так можно сказать – в экстренном порядке. Когда моя жена легла на сохранение со вторым ребенком, я получил благословение духовника иногда причащать ее прямо в роддоме. Все было согласовано с докторами. Так все и началось. Жена в итоге родила и выписалась, а я остался.
За эти почти четыре года случилось многое. Больше, конечно, хорошего. Но бывает, что детки появляются тяжелые. И тогда незнакомый номер на экране телефона сигнализирует мне о том, что завтра, а может быть и сегодня (зависит от состояния ребенка) я пройду знакомым маршрутом через администрацию, мимо палат, к двери, за которой начинается реанимация.
Ко мне уже привыкли. В любом другом месте прошедший по коридору батюшка неизменно вызывает удивление и суеверный страх. Особенно это заметно в обычных взрослых больницах. Здесь же все по-другому. Может быть, потому что это несколько иное медицинское учреждение. А может быть, потому что священник для многих тут – не последний визитер, а еще один повод к надежде и укреплению в вере.
Добрый друг и доктор Елена Юрьевна, без которой всего бы этого не было, откладывая даже неотложные дела, проводит меня ко входу в реанимационное отделение. Здесь два этапа. Там, куда я чаще всего прихожу, самые сложные дети, крещу их чаще всего сокращенным чином, можно сказать, что страха ради смертного, так как времени мало и бывает так, что малышей могут готовить к перевозке в больницу для срочной операции.
Иногда рядом стоят мамы. За маской и шапочкой лиц почти не видно, зато видны глаза. И после крещения, глядя в них, надо что-то сказать. И важно тут не говорить впустую, смело, а порой опрометчиво утверждая, что, мол, вот теперь все точно-точно будет хорошо. Так может и не быть. Они ведь могут гораздо лучше тебя знать и даже чувствовать, насколько хороши или плохи дела.
Поэтому я просто поздравляю их с крещением. Поздравляю, потому что совершилось первое и очень важное таинство в жизни их малыша. Таинство, которое последовало за тайной рождения человека в этом мир. Которое соединило его с Тем, Кто и Сам по Своему смирению был маленьким и беззащитным, и родился не в самых благоприятных условиях.
На долгий разговор времени нет. Но есть время постоять рядом. Подержать за руку. Иногда это важнее.
Врачи почти ничего не говорят о состоянии ребенка, которого мы крестим. Возможно, это профессиональная этика, но за это время я научился не спрашивать. Когда мы служим молебен, то в маленькой проповеди после него я обращаюсь к будущим мамам с призывом дождаться положенного времени и крестить малышей все-таки в храме. Но раз зовут в реанимацию, значит, есть серьезные основания.
Что я чувствую? То же, наверное, что и во время обычного крещения. Здесь нет меня, точнее есть, но только видимо. Есть руки, которые будут помазывать и кропить, будет звучать голос, будут слышны молитвы. Но все самое главное совершает Господь.
