1
Ловить рыбу – сплошное удовольствие. Сидишь над удочкой и думаешь о своём.
– Ты скоро? – крикнула Тоня и вернула меня к действительности, – кушать хочу.
– Скоро, скоро, – я забыл, что вчера депортировался. В каком же я веке? Совсем вылетело из головы.
– А что, есть нечего?
– Три дня, как ни росинки во рту.
Я подсёк рыбину, аккуратно отцепил от крючка и бросил в ведро.
Тоня высунулась из-за куста:
– Ух ты, голыми руками, – она восхищённо посмотрела на меня.
Я медленно свернул спиннинг и ведро. Вот они – преимущества будущего, инструменты конфигурируются из твоего тела, невидимы и не надо ничего с собой носить. Рыба забилась на траве. Тоня схватила её и откусила ей голову.
– Ты чего? – я попытался вырвать рыбину из её рук. – Поджарим сначала.
Тоня что-то промычала, но рыбу не отдала. Лицо её страдальчески скривилось.
– Пойду соберу дрова, – прокричал я громко и отчётливо.
Влип, так влип, попал к умственно отсталой. У нас таких давно нет. Если что не так с головой – советуются с родителями и оперируют в гения. В того, которого заказывают. Мой друг Эдик – из таких. Родители у него из простых, всякие сайты тестируют, чтобы не дольше четверти секунды загружались. Что дольше, то – запрещено. Если очень медленно, то у ИИ мозги плавятся, то есть не мозги, конечно, ну а то, что у них вместо мозгов. ИИ у нас быстрые, чтобы в случае чего – среагировать. В итоге, Эдика в классного инженера прооперировали. Родители ничего другого не хотели, в инженера и точка. Поэтому Эдик в «Заслон» попал. Это государственная организация. Туда простых не берут. Даже тестировать не берут. Только гениев. На них, можно сказать, наша цивилизация держится. В смысле – на гениях. Говорят, всякое в прошлом столетии было. Родители специально наркотики выращивали, чтобы больного родить, а потом гения воспитывать. Только государству не только гении нужны. Нормальные – тоже не дураки, просто на износ работать, как гении, они не могут. А в остальном нормальные – не хуже. Как только за гениев перестали платить, так число больных младенцев быстро уменьшилось.
Тоня запрыгнула на меня, повалила на землю и всунула в рот остаток рыбы:
– Тише ты, малахольный, фрицы услышат и капут нам. Понял? Капут. Повтори, что понял.
Я утвердительно помотал головой. Рыбу выплюнуть не удавалось. Весь рот забился чешуёй.
– Лучше поешь, а то какой день – голодный, – ласково проговорила она. – Ничего, пробьёмся к своим, сдам тебя в психушку и будет тебе, как раньше. Напишешь свой роман о будущем. Ладно? Понимаешь, ты один в живых остался. Состав весь разгромили. А я – медсестра. Помнишь меня? Я тебе уколы ставила. Чтобы не буянил. У тебя от лекарства пена изо рта пошла. Еле с того света вытащили. А что тебе говорить? Ты же память до войны потерял.
Я, наконец, проглотил остаток рыбы и по телу разлилось тепло. Тоня наклонилась ко мне и поцеловала в рот. Я обнял её и перевернулся. От неё тянуло теплом и чем-то необычным.
– Ты чего? Я рыбий жир слизала, чтоб не пропал.
Я облизал её губы, было вкусно, потом воткнул язык ей в рот, расстегнул блузку и заскользил языком по её груди. Она выгнулась подо мной своим телом, дёрнулась в сторону. «Вот оно как бывает», – подумал я, проскальзывая внутрь.
Тоня лежала на траве и тихонько плакала.
– Ты чего, – удивился я. – хорошо же было.
– Первый раз, что ли?
– Да, – я радостно блеснул глазами.
– Может и хорошо, а если я забеременела?
– Родишь, воспитаем.
– Кого рожу? Психа? – Тоня заскулила, как маленький щенок.
– А если мы не выживем? – успокоил я Тоню. – Так хоть мужем и женой поживём. Всё равно мужчин после войны мало будет, а ты если что – при муже.
– Какое после войны? Тебя обратно в психушку заберут.
– Не заберут, кто знает, что я псих? Все документы сгорели. Новый паспорт выправим и заживём. Ты откуда?
– Из Серовки я. Фамилия моя Серова, у нас там все Серовы.
Через полгода мы вышли к своим. Тоню с обвисшим животом погрузили в эшелон. Я шёл рядом и махал рукой.
– После войны в Серовке, – закричала Тоня, высовываясь из окна.
Я подпрыгнул и поцеловал её в губы.
– Какой он у тебя! – восхищённо зацокали соседки по вагону, поглаживая животы.
– А мой – погиб, – зарыдала одна.
– Мой тоже, – послышались всхлипы с разных концов вагона.
– Завтра на фронт, – крикнул я Тоне. – Жди. Я обязательно вернусь.
Грохот разорвавшегося снаряда оглушил меня и я отлетел в сторону. Вагоны подбросило вверх и они покатились направо по склону.
– Тоня, – закричал я что было сил, – не умирай.
– Тише, миленький, наркоза нет. Спирта тоже нет. Вот, возьми в рот кусок сапога.
– Воняет, – я попытался выплюнуть жёванную кожу изо рта.
– Жуй, сначала отрежем ноги, потом руки. Невезучий, ты. Три дня валялся, поздно нашли. Гангрена началась.
– А где Тоня? – попытался спросить я.
– Правильно помычи, легче будет.
Я открыл глаза.
– Как фамилия? – какой-то безумец хлестал меня по щекам.
– Серов я. Жена у меня – Тоня Серова из Серовки.
Я снова уплыл в сон.
– Вот, принимайте, – меня выгрузили на хуторе.
– Кто это? – молодая девушка уставилась на меня.
– Серов.
– Нет у нас таких. И вообще никаких нет, – заплакала девушка.
– Я муж Тони Серовой, Николай.
