1
Иван Петрович сидел на работе и играл в стрелялки, пока его не разморило. Он ткнулся головой в экран и крепко зевнул. «Освежиться пора», – подумал Иван Петрович и направился к двери.
У двери стоял казак с шашкой наголо.
– Гришка, ты чего переоделся? Праздник, что-ли?
– Шутить изволите, Ваше Благородие? В поход пора, барышню спасать, а Вы до сих пор в подштанниках.
Иван Петрович глянул на себя в зеркало и подумал: «Хорош. Не зря девки во дворе пялятся. А барышня подождёт. Чай её там кормят и поят».
– Куда шаровары подевал?
– Сами Вы их сбросили, когда за Аксиньей погнались. Ох, как Аксинья кричала. Вы её только к утру утихомирили.
– Чёрт с ней, с Аксиньей. Не помню я её. Кто такая?
– Чернявая, вся в кудряшках. Епишкина дочь. Он жену из табора приволок. Кричит знатно. Как и матушка её.
– Матушку не помню.
– Ещё батюшка Ваш за ней гонялся.
– И как? Догнал?
– А как же. Епишке отдал, когда надоела. Потом Ваш батюшка с лошади свалился. Говорят, весь табор гудел. От радости. Наколдовала, значит.
– Погоди, почему я не помню?
– Так Вы в младенцах были. Куда помнить?
– Ладно, не дури голову.
– А вот и Аксинья, сама пришла.
Иван Петрович попятился от двери. На него грозно смотрела тяжеловесная брюнетка.
– Куда это ты собрался? Выброси свою Аглаю из головы. Самозванка она, никакая она не барышня. Удерёшь от меня, найду и припечатаю. За матушку припечатаю. Понял?
Иван Петрович согласно закивал головой и бочком протиснулся к казаку. Нагнулся и шепнул на ухо:
– Быстро в конюшню. Найди запасные шаровары. Сегодня же выдвигаемся.
А сам подпрыгнул и куснул Аксинью в губки.
– Ох, ты мой ласковый.
Аксинья подхватила Ивана Петровича на руки и занесла в спальню.
– Раздеваемся, – скомандовала Аксинья, – быстренько, как перед парадом.
– О, вот мои шаровары, – обрадовался Иван Петрович и забился под кровать.
– Не дури, мой ласковый. Ты вчера тоже под кровать лазил. А потом от меня оторваться не мог. Повторим, соколик.
– Понимаете, уважаемая Аксинья, залепетал Иван Петрович, – я совсем не тот, о ком Вы думаете. Я – обычный человек. Без сословия. Ваш барин меня на время одолжил. Видите, у меня на спине – наколка. Гришка спьяну наколол. Ваш барин – без наколки. Вы согласны?
– Мне плевать, кто кого одолжил. Матушка Ваша велела приобщить Вас к мужскому образу жизни. Никуда Вы от меня не денетесь, пока не приобщитесь. Думаете Вы своей Аглае девственником нужны? Ошибаетесь. Ей муж нужен, а не размазня под кроватью.
– Я брюнеток не люблю, – Иван Петрович подал голос из-под кровати.
– Сами вылезете, или мне вытаскивать?
Иван Петрович высунул ногу, Аксинья ухватилась за неё и выложила Ивана Петровича в кровать:
– Что разве плохо было? Стоило сопротивляться?
Иван Петрович кряхтя залез на подоконник и спрыгнул на стоящую внизу лошадь. «Может остаться?» – лениво подумал он, – «зачем мне неизвестная Аглая, когда я здесь на полном обеспечении?»
Казак хлестнул лошадей и они понеслись вскачь, спасать Аглаю.
– Как тебя зовут, мой помощник?
– Гришка я, забыли, что ли? Неужто Вам Аксинья память отбила?
– Да нет, я просто задумался. Забыл, какая она Аглая?
– Блондинка, а что?
– Тогда нормально.
– Помните, как Вы по ней сохли? Серенады под окнами пели.
– А где она теперь?
– Как где? На балах. Кавалера выбирает.
– Я танцевать не умею, – пригорюнился Иван Петрович.
– Не поспешите, так она другого выберет. А Вы без неё жить не можете. Руки грозились на себя наложить, если Аглая другому достанется. А танцевать, что там сложного? Шевелите себе ногами, будто в стремена вскакиваете. Все сами от Вас побегут. Останетесь в танцевальном зале один. Аглая сама в Ваши руки упадёт.
Увидев в танцевальном зале Аглаю, Иван Петрович расстроился:
– Это же моя жена. Чего её спасать? Она дома сидит, младенца кормит.
Тут к Аглае подлетел молодой красавчик с кривой саблей на боку. Аглая вспыхнула и засветилась, как новогодняя ёлка:
– Григорий Аполлонович, Вы?
– Как не я, я – собственной персоной. Изволите Вас на танец вывести?
– Я с удовольствием.
– Кто это Вас из-за угла высматривает? Смотрите, сейчас шею свернёт.
– Да это сосед наш, Иван Петрович. Каждый день серенады под окном поёт, в музыкальное готовится. Он со своей крепостной Аксиньей балуется. Кричит она по ночам, всю округу будит. Просто невмоготу. Не выспишься. Скорей бы уехали.
Иван Петрович глазам своим не поверил. Его жена, оказывается, не дома сидит, а по балам шастает, красавчикам глазки строит. Подбежал к ней Иван Петрович, приобнял:
– Пошли домой, нечего развлекаться. Младенец с утра до вечера орёт, твоего молока требует.
– Какой младенец? – ошарашенно спросил Григорий Аполлонович, – что же Вы, Аглая, о Вашем несчастье умолчали? Негоже так. Я чистую барышню в жёны подыскиваю. А Вы вот, совсем не та. Некрасиво с Вашей стороны.
– Что Вы себе позволяете? – воскликнула Аглая и замахнулась на Ивана Петровича, – я Вас знать не знаю. Вы меня с Аксиньей перепутали. Я – честная девица. Что Вы про меня гадости выдумываете? Перед всеми распутницей выставляете? Меня теперь замуж никто не возьмёт. И не поцелует больше.
Аглая горько зарыдала:
– Из-за Вас меня Григорий Аполлонович бросил. Я его больше жизни люблю. Что мне теперь делать?
