Когда стоишь, когда в аду ты медленно листаешь свой дневник
– твоя манера говорить всегда прекрасна. Она довольна, что сегодня
ты сам себе внушил приличный ужас, где маленькие капли пота
стекают символизмом прямо в ад. На льду ли ты стоишь, но
чувствуешь в уме, как восторг уже не нужен, а только
психологическое чутьё жизни сковывает насовсем. Твои близкие
забыли о тебе, о твоём мире предвидения и только шелест бумаги
видит их тени. Когда ты ходишь по городу и смысл проникновения в
ад – ещё теплее, чем эта солнечная погода. На улице тихо, как будто
всё замерло в непримиримой тоске и скуке с реальностью. Но ждёт
ещё, что завтра ты напишешь новое бредовое осознание своего
медленного ужаса. А потом как на льду будешь уговаривать себя не
сходить по пути символизма вниз, а только кричать и плакать, что
ещё не всё потеряно. Но могут ли твои близкие уметь осознать эти
потери или они также в будущем слышат свой вопль между
непримиримой сущностью выше других людей? Она то и дело
поглядывает на твои письмена и трогает личное самолюбие, как
будто холод унижения подкрадывается сегодня к зеркалу и вопит.
Там, где ты стоишь нет никого. Только образы самого себя ещё
живут в пустынной предусмотрительности говорить чище и дальше,
сбивая с толку твоих нынешних врагов. Но были ли они на
предвзятом поле субъективного ужаса или опять хнычут в пустоте
символизма этого мира? Эти слова, как образ публицистики могут
напророчить тебе иное состояние восторга, а могут просто увести в
небытие от личных невзгод. Этот сборник посвящён разбору личной,
символической ноши искусства в себе, когда ты прочно стоишь на
льду внутренних переживаний. Скатываясь от пророческого
существования прямо на своё жизненное чутьё, в котором стало
темно. Также, как и в твоей квартире, на том совершенном мире,
исподволь которого на тебя смотрит многолюдный поток
интересных людей. Они также вынесли субъективное чутьё из твоих
образов литературы и видимое солнце уже не кажется таким
горячим и зорким. Оно просто смотрит на тебя с обожанием, чтобы
забыть внушаемый ужас жизни на этой Земле. Или на другой день
вынести ещё кучу разновидностей потерянного ужаса в своём уме и
настырно ухаживать над состоянием медленной смерти в руках.
Когда уже дедуктивный свет предсказывает тебе, что всё кончено.
Ходить по льду городских улиц также мило и легко, как
скользить по противовесу мысли в уме. Когда ты сам поднимаешь
свои глаза напротив субъективности страха к лицу. Там ты
задаёшься ещё одним вопросом: «А что же будет дальше?» – и не
знаешь, что на него ответить самому себе. Этот мир стал для тебя
совершенным, но не по математической траектории подсчёта
времени, а просто, вглядываясь в стихи своего мимолётного
настроения. Им также нелегко жить рядом с тобой и говорить автору, что
сегодня происходит вокруг. На этом завеса жизни не снимает
свой шёлк тоски, а только прочит личное право идти дальше и
дальше, а потом сжимать новое чудо в руках. Как будто ты сам
придумал свою жизнь внутри литературного образа и пишешь новое,
подвывая себе под тон городских улиц. Забегая вперёд на
возрастном поле переживаемого ужаса и дедуктивно складывая
стихи в одну прочную картину смыслового управления своей
моралью времени. На том же шагу, где и сам ты стоишь и мысли
ходят вокруг единообразия смысловой утопичности быть писателем.
А потом убегать от страха над точностью этой последовательной
жизни, в которой ты сам и расставил ужас по непредвиденной
точности смысловой конъектуры. Она жадно впилась сегодня в твои
мысли и шаг за шагом предвидит ход любви писателя к своему
творению. Если и неживому, то точно более снисходительному, чем
вся твоя прошлая, символическая жизнь.
Из мелкого раздора новостей,
Из утвари промышленного слога
Ты ищешь форму призрака страстей,
Едва задвинув оборотня – в тьме.
Ему ты ищешь сложности в мозгу,
Но чешешь словом, словно укоризной
И тает в каплях созерцания – тьма,
Что ложь ещё нашла – тебе едва.
Но прав ли твой умеренный – оскал,
Что может дилетанту ты – не годен,
А может в правде вымела – любовь
Ещё один осколок – изо льда
На дне лежащей впадины – под толк,
В котором мраку выеден негодный,
Один прискорбный миру – дилетант
О стройный вальс претензии – в аду?
Он только хочет мукой управлять,
Он злом увенчан – за мгновением платы
И между снов ему – ума под дождь
Едва в глазах – задвинутая правда
Ещё скользит по долгой мостовой
Там, где у смерти не осталось льда
И будущий покойник смотрит – нам
На это тело в вымершей отгадке.
О мрачности, что в форме бытия
Ещё не видно ей – порога счастья,
А гордый дилетант уже – сомкнул
Глаза – придвинув ящик под упор,
Он точно смотрит праву – на тебя
И сглаз судьбы мерцает – о вопрос,
Что будет ли на будущем – о нас
Ему в судьбе – разбитая заслуга
Или по счастью встретит – о её
Творение – твой строгий парадокс,
Что мы уже отчалили – внутри,
Но смертью живы в прошлом – наяву.
Мы там стоим и мрак проходит – мимо
О жилу стройной качеством – души,
Ожив к себе реальностью – пока
Страдает формой мира – дилетант.
Он знал свой строгий юмор и – его
Прононс – был только качеством ума,
Он знал, что он никчёмный, но подрос
