Введение
Тема сексуальности в русской традиционной культуре до сих пор не имеет однозначного и всеобъемлющего освещения в этнографической литературе.
Не вызывает сомнения, что учёные прошлого были во многом ограничены цензурой и рамками православной морали своего времени, в то время как авторы конца XX века – начала XXI века, напротив, иногда явно перегибают палку в своём стремлении показать традиционную культуру максимально развратной и извращённой, выдавая исключительные случаи за правило. Создаётся парадоксальная ситуация, когда часть современных этнографов начинает отрицать научную ценность работ по этнографии авторов XIX века и описывает быт наших предков совсем не так, как описывали этнографы XIX – начала XX вв. С 90-х годов XX века, после отмены цензуры и контроля со стороны государства, модной стала и сексуальная тема. Нередко можно видеть такую картину, когда в произведениях современных специалистов по этнографии славяне предстают в очень неприглядном свете.
Создаётся ощущение, что подобные авторы целенаправленно собирали в свои произведения много грязи и пошлости, чтобы вызвать у читателя отнюдь не любовь к народной традиции, а скорее отвращение к ней, видна и радость по поводу того, что русская народная культура уже почти полностью ушла в прошлое. При этом такие «прогрессивные» современные этнографы сетуют, что читатель массово изучает не их «опусы», а труды «фантазёров», к которым относят И.П. Сахарова, А.Н. Афанасьева, М.М. Забылина, а также Б.А. Рыбакова. А таких этнографов, как И. М. Снегирёв и А. В. Терещенко, считают неинформативными.
При этом, когда данные авторы связывают любовь читателя к этнографии XIX века с лёгкостью и художественностью изложения, и понимания текста, то они несколько лицемерят.
Тут дело даже не в художественной ценности текста, а в отношении автора к теме написания. В книгах И.П. Сахарова, А.Н. Афанасьева, И.М. Снегирёва, А.А. Коринфского, А.В. Терещенко, М.М. Забылина, А.А. Потебни, Д.К. Зеленина, В.Я. Проппа, а также часто критикуемого сейчас археолога и исследователя славянской культуры и истории Древней Руси Б.А. Рыбакова даже самый неискушённый читатель чувствует любовь к русскому народу, его традициям и культуре. Чего он далеко не всегда ощущает в работах некоторых современных любителей показать самые неприглядные стороны народного быта.
В итоге это приводит к тому, что часть традиционалистов, изучая одни работы по этнографии, считают своих предков целомудренными и высокоморальными, а другая часть, изучая другие труды по этнографии, – развратными и склонными к групповым оргиям. При этом никакой золотой середины между этими крайними позициями не наблюдается. Тема того, как строились отношения между парнями и девушками до свадьбы, остаётся тайной для широких масс, и эта загадка побудила меня поискать ответы в самой этнографической литературе.
«Русский фольклор, как и фольклор других народов, невозможно представить без пласта текстов эротического и обеденного (непристойного) содержания. О важности этой сферы народного творчества свидетельствуют многочисленные издания эротического фольклора и посвящённые ему научные исследования в странах Европы и в США. К сожалению, в России ситуация обстояла менее благополучным образом. Жёсткие запреты на публикацию многих произведений народного творчества накладывались в XIX веке церковной цензурой, а в XX веке – цензурой коммунистической. Целые пласты фольклора, да и народной жизни в целом, оказались как бы вычеркнутыми из действительности, как были вычеркнуты и духовные стихи, заговоры, проблема народной религиозности и многое другое».1
Современный российский фольклорист, литературовед и этнограф Андрей Львович Топорков, в частности, утверждает, что «невозможность публикации фольклорной эротики объяснялась прежде всего цензурными запретами. Однако помимо внешней цензуры существовала и цензура внутренняя». Как отмечал известный собиратель фольклора П. В. Шейн, «кроме правительственной цензуры, достаточно строгой, в среде русского общества… Существовала ещё более строгая, более щепетильная цензура нравов и поступков со стороны влиятельнейших его представителей и законодателей. Этой цензуре все безусловно и безапелляционно покорялись». «Нежелание деревенских исполнителей раскрывать перед заезжим горожанином потайные пласты фольклора помножалось на нежелание самих фольклористов фиксировать всякую «похабщину», теряя время, которое можно было использовать на запись серьёзных произведений, таких как былины, сказки, необрядовые песни. А практически полная невозможность публикации этих материалов и вовсе обессмысливала их собирание».2
Примерно такое же мнение высказывает и советский и российский фольклорист-славист, этнолингвист, доктор филологических наук Татьяна Алексеевна Агапкина:
«Человек, мало-мальски знакомый с современными работами по восточнославянской мифологии и фольклору, да и просто любитель «русской старины», прочитавший известные книги И. М. Снегирёва и А. В. Терещенко и тем более трёхтомник А. Н. Афанасьева, почти наверняка имеет ясное
