Дом стоял на отшибе – будто сам выбрал одиночество.
Нэйт Уилсон поставил рюкзак на пыльный пол и выдохнул. Здесь было непривычно тихо. Не городская тишина – а плотная, глухая. Такая, что звенит в ушах.
– Идеально, – пробормотал он. – Никаких соседей, никаких вечеринок. Только я и сто страниц про американский готический роман.
Он поступил вольно: оставил кампус, комнату, друзей – и уехал. Снял старый дом в глуши, о котором в интернете почти не было информации. Только фото фасада, выцветшее объявление и пометка: «Дом не сдавался более 15 лет».
Всё, что нужно – покой, кофе, ноутбук.
А потом – щёлк.
Нэйт замер.
Звук был слишком чётким. Чуть металлическим. Как нажатая клавиша.
Он пошёл на него, шаги звучали предательски громко.
Комната в конце коридора. Покрывало на мебели. Стол. И – пишущая машинка.
Он приподнял бровь. Неожиданно. Почти стильно.
Но на листе бумаги уже было слово:
“Привет.”
Он не печатал. Бумага была свежей.
Машинка стояла неподвижно.
И всё же…
Щёлк – одна клавиша нажалась сама.
Он выпрямился, глядя на неё, будто ожидая подвоха. Провёл пальцами по клавишам – пыль осела на подушечки.
– Странно, – тихо сказал он. – Если ты меня приветствуешь, надеюсь, не будешь спорить с моими сносками в дипломе.
Он вынул бумагу. Перевернул. Пусто.
Сунул в карман, как улику.
Но стоило отвернуться – щёлк.
Новое слово на втором листе:
“Слушай.”
Он чувствовал: если продолжит, машинка напечатает ещё. Не по волшебству. Просто… как будто она ждёт, пока он рядом.
Он шагнул ближе.
Тишина. Только его дыхание и тихое жужжание холодильника из кухни.
И вдруг – лёгкий сквозняк. Занавеска качнулась, и в отражении стекла он увидел что-то. Тень. Движение.
Он резко обернулся.
Пусто.
Нэйт сжал зубы.
– Хорошо. Я тоже могу играть в это.
Он вытащил ноутбук, поставил рядом с машинкой.
Открыл пустой документ.
Тема диплома: Трансгрессия и мотив одушевлённого дома в американской готике.
И над первой строкой он написал:
«Дом не спит. И я – тоже.»
Он рухнул на старый, но вполне удобный матрас. Даже не стал расстилать простыни – только кинул куртку на ноги и закрыл глаза.
Дом скрипел – нестрашно, просто по-стариковски. Но в этой тишине каждый звук казался слишком громким.
Щёлк.
Может, показалось.
Он не встал.
В голове крутились строки. Готика, мотив дома как живого существа, страх перед внутренним… Всё это теперь было не только теорией. Он уже жил в этом тексте.
Он потянулся к телефону. Без сигнала.
– Конечно, – выдохнул.
И вдруг…
Вспомнилась ночь. Та, из которой он сбежал.
Лампа в кампусе – тусклая, жёлтая.
Стена – исписанная маркером. Не его рукой.
Слово – одно, повторенное десятки раз:
«Наблюдаю.»
Он не рассказывал никому. Ни соседу, ни наставнику. Просто собрал вещи и уехал.
И вот теперь он снова у двери.
Слово снова на бумаге. Только теперь другое. Но смысл тот же.
«Привет.»
«Слушай.»
«Я здесь.»
Он открыл глаза.
И увидел свет в коридоре.
Очень слабый. Как будто кто-то включил настольную лампу в той самой комнате.
Глава 2. Старые вещи не ломаются
Он сидел на краю кровати, босыми ногами касаясь холодного пола.
Свет в коридоре горел тускло, как будто лампа неуверенно спрашивала: «Ты точно хочешь знать, кто её включил?»
Нэйт не спешил вставать. Он знал, что свет никуда не денется.
Он потянулся к машинке, медленно. Клавиши были холодными, чуть шероховатыми, с металлическим звуком, будто кто-то ударил по струне.
Провёл пальцем по литере «T» – и в голове всплыло:
…руки, пахнущие смазкой. Голос отца. Запах гаража и дождя за окном.
– Старые вещи не ломаются просто так, – говорил он, стоя над точно такой же машинкой. – Они просто ждут, чтобы ими снова начали пользоваться.
Маленький Нэйт сидел на верстаке, болтал ногами и с интересом смотрел, как отец возится с буквами и лентой.
– А если никто не будет печатать?
– Тогда она начнёт писать сама. Чтобы не чувствовать себя брошенной.
Он тогда улыбнулся. Сказка. Детская глупость. Но теперь…
Когда машинка щёлкнула второй раз, и слово «Слушай» появилось на бумаге – сказка вдруг перестала быть уютной.
Он вернулся в реальность. Лампа всё ещё горела.
Он пошёл в ту самую комнату, светлая полоса на полу тянулась от щели под дверью.
Открыл её.
Машинка стояла неподвижно. Бумага в ней – новая. Пустая.
Он сделал шаг. Скрипнула доска.
И машинка ожила.
Щёлк. Щёлк. Щёлк.
Одна строка. Одна фраза:
«Я не забыла тебя.»
Нэйт выронил бумагу.
Он не знал, кто это «я».
Но сердце уже знало, что она – не миф.
Он поднял бумагу и перечитал.
«Я не забыла тебя.»
Он провёл пальцем по буквам. Они были напечатаны чётко, с усилием.
Будто машинка действительно хотела, чтобы он прочитал это.
Он попытался рассмеяться. Не вышло.
Что-то внутри сжалось. Как будто кто-то окликнул его по имени на пустой улице.
Он снова взглянул на машинку.
Не забыла.
Кто?
И тут в голове всплыл образ.
Шатенка с короткими волосами. Её голос – чуть хриплый от смеха. Тёмные глаза, в которых будто жили буря и тайна одновременно.
Эли.
– Чёрт… – выдохнул он и провёл рукой по лицу.
Флеш света – кафе на углу, музыка из старого радио, рука в его руке.
– Ты не понимаешь, Нэйт. Этот дом… он тянет. Он как живое. Ты смеёшься, а я чувствую это.
– Это ты хочешь туда вернуться, а не он тебя зовёт, – отмахнулся он тогда.
