Запахи разгоряченных тел, искусственной кожи, усердия, злости, адреналина. Еще немного пахнет краской. В зале недавно сделали ремонт. Спасибо, драгоценный наш Пал Палыч!
Тренировочный день заканчивался.
Я стоял у канатов и наблюдал, как Славик Коротаев пытается придумать хоть что-то конструктивное в спарринге. Юра Малышев по кличке Малыш лениво держал дистанцию, потчуя, как истинный панчер, партнера джебами. Потом Славику прилетел правый хук, и он поспешно прилег.
Я открыл рот, чтобы наорать на Малыша за то, что он перепутал спарринг с реальным боем, как вдруг кто-то осторожно потрогал меня за плечо. Явно человек сторонний, поскольку все у нас знают, что подкрадываться ко мне сзади и тем более трогать руками – не рекомендуется. У меня рефлексы.
– Простите. Владимир Николаевич?
Обернулся я очень медленно и зловеще.
Передо мной чудик. Годами за сорок. Патлы как у запущенного пуделя, бороденка клочковатая, очки со стеклышками выпуклыми. За очками помаргивают глазки серенькие. Свитерок, джинсы, кроссовки стоптанные. В руках шапчонку мнет. Воспитанный – в помещении головной убор снял. В общем – никчемная никчемность.
– Владимиров Николаевичей здесь сейчас трое, – говорю. – Какой из них нужен? Вахтер, наверное?
– Нет, что вы! Мне тренер нужен.
– Если тренер, – отвечаю, – тогда это точно я. Без всяких сомнений.
Чудик просиял.
– Здравствуйте, – говорит. – Мне вас чрезвычайно рекомендовали! Матвей Слепцов!
И руку протягивает.
Руку я проигнорировал.
– Не знаю такого.
– Да нет, это я – Слепцов. – и улыбается.
– Это совершенно меняет дело, – отвечаю. – Чем могу?
Замялся.
– Видите ли, – заявляет, – мне необходимо научиться боксировать.
Оглядел я его еще раз. Повнимательнее. От этого он совсем смутился. Шапку уронил, поднял. Очки раз семь поправил. Потеет.
– Послушайте, – вкрадчиво говорю я, – бокс – это такая штука, тут бьют. По голове, по корпусу. Очень больно бьют. Вы, конечно, тоже бьете, но чаще бьют вас, пока нормально работать на ринге не научитесь. Травмы, сотрясения, отслоение сетчатки. Оно вам зачем, уважаемый? Честное слово – лучше плавание. Йога в моде нынче. Есть, в конце концов, шашки, шахматы, домино там. Идите себе с богом и не смешите людей. Всего самого доброго!
И отвернулся, показывая, что разговор закончен.
Не ушел – спиной чую. Наверняка стоит и носом шмыгает. Между тем весь зал уже косится. Дескать, с кем это там тренер общается? Балаган и цирк.
– Заканчиваем! – рявкнул я. – Завтра, как обычно, в шесть!
Зашумели, загалдели, потянулись в сторону душевой и раздевалок. Поймав взгляд Малыша, я внушительно погрозил ему кулаком. Малыш сделал вид, что не заметил. Славик тем временем сполз под канатами с ринга. За челюсть держится, бедолага.
Выдержал я еще паузу и обернулся.
– Как, вы еще здесь? – удивился, пожалуй, чересчур искренне. – Я же сказал: всего доброго!
– Но вы не понимаете…
– И понимать не хочу! У нас тут не парк развлечений какой-нибудь, а, заметьте, спортивный клуб профессиональный, – говорю. – Здесь чемпионов выращивают, а не огурцы под пленкой. Я не могу тратить время на ерунду. И не хочу. Поэтому прощайте уже.
И пошел к себе в тренерскую, не оборачиваясь. Дверь прикрыл поплотнее. Чайник включил, собрался переодеться. Тут зазвонил мобильник. Святой Тайсон! Сам Пал Палыч!
С полминуты я слушал, как в ухо мне порыкивает слегка раздосадованный, но сытый и не сердитый лев. Лев – чемпион, лев – гений, лев – надежда и опора, а равно и наше все: депутат, бизнесмен, хозяин, рукою щедрой одаривающий и наказующий.
Принялся я возражать, убеждать, заклинать. Тщетно. Со львом можно спорить, но ему нельзя отказывать. И нарисовался мне бородатый чудик в итоге этаким кармическим возмездием. Правда, неизвестно за что.
Брякнув о стол ни в чем не повинный мобильник, я помедлил смирения ради, а затем приоткрыл дверь и выглянул в зал. Чудик стоял там, где я его оставил, и выжидательно смотрел в мою сторону, стукачок ябедный. Поманил его пальцем, он – чуть ли не трусцой ко мне. Тут как раз и чайник закипел.
– Присаживайтесь, – приглашаю, – уважаемый Матвей, не знаю, как по батюшке.
– Можно просто – Матвей.
