Маленькая повесть
Олег умирал посреди двора у песочницы, но никто его не спасал. Даже с закрытыми глазами он видел солнечный свет, в нем плавали какие‑то колбочки или существа. Голоса ребят звучали вдалеке. Бросили умирающего летчика‑командира. Он упал по‑настоящему, даже попа болит. Успел заметить Юркину усмешку, несерьезность в глазах девочек. Но умирать – так умирать.
Мальчик посмотрел на мир сквозь ресницы, чтобы окончательно не оживать. Солнце улыбалось, ребята весело скакали на «конях» во главе с Юркой, который погибать не любил. В отличие от Олега: все игры с его участием заканчивались ранениями или смертью. Ему нравилось, как девочки‑санитарки лечат его. Сейчас они скучали без работы: никто не падал на полном скаку, сраженный вражеской пулей. Однако в сторону поверженного не смотрели, забыли о нем. Предательницы. Вставать и проситься в новую игру было неловко.
Олег почувствовал себя брошенным и одиноким, будто провалился в какую‑то страшную дыру, из которой нет спасения. Он даже застонал по‑настоящему.
Вдруг сквозь темноту и глухоту прорвался родной лай. Джульбарс! Пес подавал свой голос за забором, отделявшим детский сад от остального мира, пытался лапой открыть калитку. Олег побежал к нему. Джульбарс примчался без мамы, поводок волочился за ним. Он бросился к мальчику и повалил своей тяжестью. Пес был ростом с хозяина, лохматый и жизнерадостный. На боку след от выдранного клока шерсти – Джульбарс часто участвовал в боях и никогда не отступал.
– Соскучился, – ласково сказал Олег, погрузил ладони в шерсть и поднялся с помощью собаки. Привязал пса за поводок к забору, как всегда делала мама. – Стой смирно.
Мальчик подошел к нянечке.
– Тетя Зина, за мной пришли.
Женщина, увидев пса, не стала ни о чем расспрашивать. Наверное, она решила, что мама тоже идет, только медленно, Олегу даже выдумывать ничего не пришлось.
– Уводи, уводи собаку от греха, пока заведующая не видит.
Олег гордо уходил с Джульбарсом, чувствуя на себе взгляды ребят. Редкий момент, когда ему завидовали. Мальчик не удержался и победно глянул на Юрку.
Откуда взялся Джульбарс, точно понять было трудно.
Мама говорила, что его ненадолго оставил друг отца – охотник из Сибири, да так и не приехал за ним. Олег надеялся, что это подарок папы, просто он попросил об этом приятеля, чтобы мама не ругалась и не отправила пса‑здоровяка обратно. Мальчик часто получал от папы подарки, особенно к дню рождения, хотя никогда его не видел. Мама говорила, что он летчик и никак не может вырваться из длительных командировок. Олегу оставалось верить и ждать. И слушать рассказы, как папа на Дальнем Востоке воевал с японцами.
Его самолет сбили, но он остался жив, долго пробирался сквозь лес к своей части. Весь экипаж погиб, и папу заподозрили, что он покинул самолет, не дождавшись других. А командир покидает самолет последним. Его разжаловали, но потом вернули звание старшего лейтенанта за подвиги.
Эти самые подвиги Олег придумывал сам, рассказывая в детском саду про отца. Его сначала внимательно слушали, пока всезнающий и ехидный Семка не сказал:
– Ха, герой! Просто отец бросил вас с мамкой, а ты про него придумываешь!
Над рыжим Семкой часто смеялись, дразнили, вот он и старался подставлять под насмешки других.
Обидно, но друзей в детском саду у Олега не было. Однажды он принес с собой конфеты, которые кто‑то подарил для него маме – сосучий «Золотой ключик» в хрустящем прозрачном пакетике. Семка сразу бросился к нему:
– Дай конфетку, я с тобой дружить буду.
Олег охотно угостил его и других, мама учила делиться.
Она сама отдавала ему сладости, если угощали их обоих, уверяя, что не любит. Олег подозревал, что она так делает ради него, но отказаться бывало трудно.
Семка отбежал и закричал, подпрыгивая на одной ноге:
– Обманули дурака на четыре кулака. Я не буду с тобой водиться.
Вот и вся дружба.
Однажды в тихий час они разговорились с Никиткой, тихим, незаметным мальчиком. Из‑за этого его неохотно брали в игры. Лицо у него было в веселых веснушках, несмотря на постоянную грусть.
– Ты по маме скучаешь? – спросил Олег.
– Еще как! – ответил Никитка, шмыгнув носом. – Она все время на работе и на работе.
– И моя тоже.
Олег почувствовал такое сочувствие к товарищу по несчастью, что достал из‑под подушки разрисованную книжку
«Федорино горе» – про то, как посуда убежала из‑за того, что ее не мыли – и протянул соседу:
– Возьми, это тебе. Веселее ждать будет.
– Мне? – впервые лицо Никитки засияло в улыбке, и веснушки будто заплясали на носу. – А тебе… вот.
Он протянул перламутровую пуговицу, наверное, от одежды его мамы. Олег не стал отказываться, потому что понял: это в знак дружбы.
Вскоре после этого они боролись друг с другом, и Олег ловко повалил друга на землю. Никита заплакал:
– Отдавай мою пуговицу. Я больше не буду с тобой дружить…
Так закончилась и эта дружба.
Олег чувствовал себя среди ребят таким одиноким, что иногда плакал в тихий час, сердясь на медлительное время, которое отдаляло его от мамы и Джульбарса. Носовой платок с запахом маминых духов не спасал от тоски.
Время стало тянуться особенно медленно, когда мальчик научился различать часы и минуты по стрелкам. Маленькая и толстая была важная, неповоротливая. Большая минутная прыгала по циферблату на стене, но важно, не торопясь – нет, чтобы помчаться вприпрыжку, как мальчишка.