– Марика, постой, детка!
Намеренно не оборачиваясь, я ускорила шаг, пытаясь столь явным образом дать понять навязчивому поклоннику, что не нуждаюсь в его обществе. Однако, следуя необъяснимой мужской логике, Винай – дюжий сын мельника – воспринял нежелание с ним общаться, как вызов, и рванул следом.
До этого момента день казался на удивление удачным. Корзина за плечом была пуста, а у пояса позвякивал мелкой серебряной монетой туго набитый кошель. В городке, куда я попала еще затемно, распродались все бабушкины зелья – а их с прошлого года скопилось немало, ведь крестьяне из деревень по соседству давно у нас ничего толком не покупают. На ежегодной ярмарке в предместье Солтенборо собралось множество заезжих купцов. Мне удалось расположиться между ними, и я бойко сбывала настои от кашля, притирки от прыщей и мази на все случаи жизни. Зорко высматривая в толпе покупателей знакомых, я вовремя отворачивалась и плотнее надвигала капюшон плаща, чтоб меня не узнали и не испортили торговлю глупыми наветами.
Весь обратный путь удавалось избегать нежелательных встреч. Чуть завидев вдали пылящую по дороге повозку или путника, я предусмотрительно ныряла в кусты, но, свернув с тракта на тропу, что обегала деревню под прикрытием плодовых садов, нос к носу столкнулась с парнем, который вот уже год, как не давал мне прохода.
– Дурной глаз, да стой же! Надо поговорить!
О вот и оскорбления пошли! Замечательно.
Только не оглядываться, иначе сглаза ему не миновать!
Высоченный, плечистый малый без особых усилий нагнал меня и бесцеремонно схватил за капюшон. Завязки резко врезались в горло, я вскрикнула от боли и дернула узел, оставляя плащ в руках преследователя. Винай помянул Тхара, и плащ полетел на обочину.
– Не уйдешь, ведьмовское отродье!
Наверное, по замыслу недотепы, оскорбления должны заставить меня остановиться и выслушать его?
Преследуемая тяжелым дыханием и топотом за спиной, я домчалась до горбатого, хлипкого мостика через глубокий овраг. Привычно перепрыгнула опасно шатающиеся в середине доски и оказалась на другом берегу. Здесь дорожка разделялась: поросшая травой, еле заметная тропка убегала в сторону, в дремучий лес, к нашей с бабушкой хижине.
Чтобы оценить шансы скрыться в лесу, я обернулась. И это стало роковой ошибкой.
Винай уже ступил на мост, хлипкие доски заскрипели под его весом. Вдруг одна в середине подломилась, и нога парня соскользнула в образовавшуюся дыру. Винай вскрикнул от боли, застонал. В спину неслась ругань, и я только рада была скрыться в лесу как можно скорее.
«Дурной глаз» – так меня называют местные. И это еще самое приличное прозвище! Не помню, когда это началось. Порой кажется, это со мной всю жизнь, но бабушка утверждает, что родилась я с обычными голубыми глазами и до пяти лет ничем не выделялась. Счастливая босоногая девчонка, которая бегала играть с деревенскими детьми и, как и мои друзья, не слушалась взрослых. И вот однажды я поспорила и забрела в лесную чащу – запретную и дремучую. Меня, разумеется, искали, но к вечеру я сама выбралась и нашлась на опушке. Цела и невредима, я не ведала, ни что со мной произошло, ни какой переполох подняла бабушка в окрестных деревнях. Вот тогда и заметили впервые, что левый глаз у меня стал светло-зеленым, словно молодая листва весенней порой, а правый остался светло-голубым.
С тех пор моя жизнь круто поменялась. Когда я в очередной раз, вопреки запрету бабушки, убежала в деревню, меня встретили настороженные взгляды крестьян, которые чертили на земле знаки против колдовства. Вчерашние подруги настороженно смотрели, выглядывая из-за материнских юбок, а те тыкали в меня пальцами, сложенными в отводящий беду знак и гнали прочь. Но тогда меня еще не встречали градом камней, как сейчас.
Разноцветные глаза к сглазу. Я до сих пор не уверена, что все беды, которые случались с другими людьми, действительно произошли из-за меня. Я собирала травы на лугу, где паслось крестьянское стадо, значит, рождение трехголового ханна в соседней деревне произошло по моей вине? Набирала воду в колодце на краю деревни, и староста вызверился на меня за это, но мои глаза виноваты, что крыша его сарая в тот же вечер загорелась, и пожар едва не перекинулся на соседние постройки? Жена мясника в дальнем селе не продала мне мясо и выставила из лавки, обозвав ведьмой, а на следующий день прибежала к моей бабушке жаловаться и просить средство от огромного прыща, который выскочил у нее на носу. Таких рассказов хватит на толстый том. Но суть одна – мои глаза виноваты в том, что у крестьян то и дело случаются неприятности.
Бабушка – она у меня настоящая целительница, закончила магическую академию в столице – пользуется огромным уважением и авторитетом у крестьян, но и она за прошедшие с того дня тринадцать лет не смогла убедить остальных, что все это предрассудки и глупости. Едва утихомирит и задобрит одну возмущенную делегацию, которая явилась требовать отправить меня в запретную чащу, как снова случалось что-то, и вот уже на дворе другие крестьяне требуют вырвать мой «колдовской глаз»!
Ноги привычно несли меня по тропе домой, и скоро я выбросила неприятную встречу из головы. Если бы знать, чем для нас с бабушкой обернется падение сына мельника на шатком мосточке!
