«Поэтесса счастливой смелости»
Ее облик красив и трогателен, как и полагается загадочному алмазу, изыскан и волнующ, подобно бриллиантовому фейерверку. В ней – сплав дерзости и лирической нежности, улыбка светит и греет.
Страстью и задумчивой умильностью веет от смуглого живого лица, сверкающего жаждой победы.
Глаза умные и выразительные, ласковые и теплые, круглые как вишенки, в миндалевидном обрамлении, наполненные изумрудной бездной с вкраплениями сердолика и отливом лазури. «Мемфисские глаза» – в определении В. Брюсова.
Взгляд, веселый и гордый, озорной и отчаянный, мудрый и красивый… романтический, но может мгновенно испепелить… загадочная смесь солнца и тумана, притягивающая и одновременно предостерегающая… И соловьиным стоном срывается с мужских губ: «Кто ты – бес или божество? Леда с картины Леонардо!? Тогда я – белый лебедь в твоих руках!»
Профиль египетской царицы Клеопатры – блестит предрассветной звездой, будто Эос на небосклоне, освещая всех вокруг: «…Вольна по кругу весело бежать/ /И сечь под корень белые секунды».
Огненно-красные волосы… будто это Цирцея, или царица Клеопатра, или одна из дочерей Миноса с солнечного Крита. Харита, наделенная магической привлекательностью… Во всем достоинство Жрицы, словно она в храме.
Лоб чистый, без единой морщины, кожа на нем натянута, чистая, как тонкий пергамент, ровная как поверхность тихой речки, губы налиты соком, речь увлекательная как прекрасный танец. Живая, как ртуть: «Овал лица повёрнут мило. //С ума попробуй не сойди…» – «Большая одалиска»
В этой держательнице лиры полностью отсутствует потребность кому-то что-то доказывать, она – носитель гармоничного единства внутри. Кто-то зажигает свечу, кто-то фонари, кто-то звёзды. А она… зажигает глаза других людей счастьем.
Лермонтовское приятие действительности, лермонтовский бунт – это тема поэтессы.
Времён прошедших и грядущих
Вы – наш герой.
Жаль, уберечь на смерть идущих,
Нельзя порой…
Прочитан, выверен, изучен
Сердец кумир,
Но как без Вас и сух, и скучен,
И пресен мир!
Ваш божий дар неподражаем,
Непобедим.
Непревзойдён, недосягаем,
Неповторим. – «М. Ю. Лермонтову»
Лермонтов для нее – поэтический образ героического добра, созидающей страсти, неукротимой любви – ведь он признавал, что обычные слова могут обладать целебной силой, очищая сердце от скорби, тоски и тяжкого бремени, если они вызваны к жизни теплотой души:
«И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви…
«… Жить для себя, скучать собой…» —
Не что иное, как казнь постылого бессмертия».
М. Ю. Лермонтов.
Женщина иконической броскости, достойная резца Фидия и восхищения Перикла.
Женщина, внутренний мир которой есть лирический трепет души, обжигающий выплеск чувственной лавы, еще в древности будоражащий мужчин – «Кто ты – ангел или блудница?».
Женщина – «клубок страстей» – в равной степени, возводящие ее на трон царицы амазонок, посетившей А. Македонского в Персеполисе, на трон Жозефины де Богарне, императрицы и жены Наполеона, Таис Афинской, возлюбленной А. Македонского, Фрины – натурщицы скульптора Праксителя, позировавшей для статуи Афродиты, Элефантиды – автора руководств эротического свойства, Ксантиппы, неизменной спутницы Сократа или одевающие ее «в сути власяницы» – делая схожей с богинями на полотнах Боттичелли; а рядом – наделяют привкусом мифического «Нарцисса, чертами «морской раковины» – Камеи, служащей символом римских императриц; или предстать нагой, оставив свою одежду на дальнем мысе Доброй Надежды или опуститься до «Одалиски» – прислужницы в гареме, наложницы: «Вы звали?//Я пришла…//Поговорить…».
Я славить был готов Творца,
И на тебя молиться тихо.
Я не встречал милей лица
Среди икон и царских ликов. – «В восторге ахнула душа…»
Сильный художественный талант, «в ком вызрела великая душа», неожиданно явившийся среди окружающей банальности и погрузивший нас в красоту, емкость и полифоничность русской словесности, аллегорий дерзости и своеволия, выводя ее на новый смысловой уровень – будто капли янтаря, слезы мифических Гелиад, омывают нас.
Поэтесса, в стихах которой вьет свое гнездовье «вечный конфликт» между человеком и Вселенной, изложенный в древности лаконично: «Увижу – поверю – сказал Человек; Поверишь – увидишь – ответила Вселенная».
Проявление созревшего дарования, отличающегося самобытностью и неповторимостью, мышлением неистовой словесности, отсутствием внутреннего рабства – подражательства и стилизации. С предельной субъективностью «поэтического штиля», то есть наличия в нем «внутреннего элемента духа», позволяющего поэтессе выразить не только свои чувства и переживания, но и все, чем живет современник. Собирательница, пантократор уловимого конкретного, личного и ускользающего всеобщего, вечного:
Пусть неведомо нам, что там ждет впереди,
Неизвестность нас не нервирует.
Если встретится Смерть у меня на пути,
Пусть по-царски отформатирует. – «Неформатное»
Навязанное ей генезисом происхождения абсолютное добро, и одаренное богами вещее сердце, в котором открыты чувства и сущность людей, тонкие ощущения и видения подлинной красоты, Киевская перевела этот уникальный дар в поэтическую практику, создавая незабываемые идеалы – эмоциональные, интеллектуальные, волевые.
