Девочка была печальна. Она не бегала и не резвилась. Она медленно шла туда, где продавали сладости. А продавали их в том же торговом центре, где ее мама покупала роскошные наряды. Щедрая женщина настойчиво отправила свое дитя за самыми дорогими конфетами. За вкусными конфетами! Хотя девочка их не просила. Но мама была богата в этом богатом городе, и приходилось выглядеть щедрой.
Девочка постояла у прилавка, но ничего не купила. Вскоре она поплелась обратно – в ту часть магазина, где ее мама покупала наряды…
– Хочешь мороженого? – спросила мама вновь, по привычке запасаясь впрок предметами женского туалета.
Девочка кивнула. Она не способна соврать. Иногда она хотела во всем признаться, все рассказать маме и папе, но… как только собиралась, непослушный язык отвердевал.
– Вот тебе деньги, солнышко, иди, – отправила мать дитя в другой конец маркета. И дитя не могло отказаться…
Она приблизилась к витрине. Его так много: большое и маленькое, белое и розовое, с вафлями и с кремом, как пирожные и как торты. На эту радость не налюбуешься, на нее можно смотреть… смотреть и не покупать, уходить, облизывая губы.
– Чего тебе, маленькая? – улыбнулся продавец.
– Ничего, – вздохнула девочка и отошла от прилавка.
Она не могла больше смотреть. Из ее глаз готовы политься слезы. Какая радость в том, чтобы только облизывать свои не очень вкусные по сравнению с увиденным губы?! Но она, совсем еще маленькая девочка, совсем не по-детски, и как же мужественно, вынуждена совершать волевое усилие – свой мучительный, но странный, неожиданный подвиг, – чтобы каждый раз не купить и не потратить ничего, что только получится.
Не купить и не потратить. Не купить и не потратить!
А родители находились рядом, но всегда занимались своими делами. У них всегда находились дела. И они не знали, не видели, что мучило ребенка.
«Какой же вкусный, наверное, тот дядя с фруктовым чемоданом денег и глазами из шоколада», – думала девочка об увиденном дяде – не иначе как бизнесмене. «А та девушка из ореховой пудры какая!» – о той девушке-мороженом в рекламных надписях из пудры…
Она их копила. Она их складывала. Ведь если бы покупала конфеты и мороженое, если бы не пополняла свою пока еще игрушечную копилку, то очень бы мучилась и ходила угрюмой. Она и так не слишком весела. А положив денежку, тихо скажет:
– Еще одна монетка, – чтобы послушать свой голос и чуть-чуть улыбнуться.
На вид она была обычным ребенком. Таким же, как многие другие дети. Мама и папа очень радовались, когда она родилась. Они принялись с увлечением придумывать ей имя. У них был громадный выбор имен! И они назвали ее именем своей любимой газировки…
Там, в обществе, где она появилась на свет, это было нормально: давать детям имена по названиям – кажется, ставших неотъемлемым свойством каждого человека – продуктов потребления и развлечений. Пепси-Кола – раскрученная марка газированной воды. И Пепси-Кола – ставшее обычным имя для девочки.
Путь жизни Пепси – значимый для всего необычного и вечного, что еще сохранилось в мире, поскольку она – хоть и маленькая его частица, но необходимая и единственная. Как от единственной, от нее зависело многое. И она была зависима от своего порока.
На жизненном пути были настоящие трудности. И когда-нибудь станет известно: зачем эти трудности. Эти мучения и этот подвиг. А пока проходили дни, недели, месяца, она подрастала и… с пороком сживалась сильней. С пороком копить деньги.
– А что делать, если иначе не могу? – томилась она, складывая в копилку все новые монеты и казначейские билеты. А делать неизвестно что, и она копила, не зная, для чего. А родители осыпали ее деньгами и не интересовались – им было не до этого.
Пепси складывала деньги в копилку, потом вынимала, смотрела на них, умиротворенно дышала. Так становилось хорошо, терпимо, и она жила…
Но вот однажды она задумалась. Сильно задумалась:
«Кому нужна эта напасть? Почему она не уходит? Почему я не обычный человек?»
Не было ответов и никто ее не замечал, – у всех свои дела. Что же оставалось делать, как не провести эксперимент над собой? Жестокий и, возможно, чреватый плохими последствиями, но необходимость, чтобы узнать, сможет ли она побороть порок, мешающую страсть? Может, последняя – некий странный дефект, который стоит надавить – и он, словно раздутый прыщ, лопнет, освободив ее от своего ужасного гнета?
Она терпела, специально не брала деньги, не клала их в копилку. Прошел буквально день и… девочку терзало. Вот результат: одышка, бледность, страшная слабость и агония – пронзительная, как непрекращающийся вопль, агония – и хочется бежать, куда-то кинуться, исчезнуть, погибнуть, но достать хоть грош, самую малость спокойствия.
– Опять я должна просить у мамы, – ревела Пепси. – Ну все, последний раз!
Она по обыкновению просила, мама машинально осыпала ее деньгами. И в копилке прибавлялось – не только в денежной, но и в душевной. Появлялась если не радость, то, на худой конец, теплота от прояснившихся чувств, от чувства исполненного долга.
Но исполнять свой долг за счет других, пусть и богатых родителей, Пепси совсем не хотела. Она хотела сама…
