Перед тобою, читатель, тот самый, скандально знаменитый роман «Это» – книга, которую совсем недавно в Америке ждал шумный успех!
Сразу уточним: злые языки уверяют, что успех книгу действительно ждал, но так и не дождался. А вот что касается шума, то его-то как раз было больше, чем достаточно! И не то, чтобы он был совсем уж дурного толка, нет. Правда, и хорошим этот шум назвать язык не повернется. Насколько нам известно, автору до сих пор грезится, что если бы не ряд необъяснимых случайностей и странных совпадений, репутация у книги могла бы быть и подостойнее – но давайте начистоту: тогда ее не стоило издавать вовсе. Честно говоря, это вообще лучшее, что могло с нею случиться – но увы, ко всеобщему и единодушному огорчению этого с нею так и не случилось. Роман был закончен, издан, и едва выйдя в свет, успел оскорбить буквально всех!
Что, звучит сомнительно? Мол, разве автору не пришлось бы для этого сотворить нечто решительно невозможное – не только уместить на пяти сотнях страниц хотя бы самый приблизительный перечень этих так называемых «всех», но еще и оставить достаточно места для оскорблений? Думаете, ему просто-напросто не хватило бы места, чтобы оскорбить всех женщин, мужчин, детей и веганов[1] независимо от возраста, цвета кожи, любого рода убеждений или процента жира в тканях?
Ну так вот: автор божится, что сумел уложиться в пять жалких строчек. Как? Он утверждает, что ему всего только и надо было «разок-другой проигнорировать ту кислую мину на их глупых физиономиях, с помощью которой они якобы абсолютно недвусмысленно давали ему понять, что выбранные им местоимения больше никак не соотносятся с их актуальным внутренним «я».
Ага, видите? Уже готовы начать скандалить? Что ж, автор великодушно согласился подсластить вам эту горькую пилюлю. Бескомпромиссный апологет всех мыслимых форм дискриминации, «которые совершенно необходимы для устройства многоступенчатого стеклянного потолка, мешающего идиотам просочиться в курилку», на этот раз он решил изменить себе и оскорбил заодно всех животных, «что сообща источают больше зловония, чем одна Эллен Дедженерис».
Отдадим ему должное – он не только не спрятался за спинами у оппонентов оскорбляемых, как до него поступали все и всегда, но поступил ровно наоборот: всыпал перцу этой неженке Земле – «кому слипшейся космической грязи, который, как совсем недавно выяснилось, люто ненавидит любые углеродосодержащие формы жизни».
А чтобы «зловредной толстухе» не было одиноко, он включил в список оскорбляемых луну, солнце и «прочий беспорядочно раскиданный по небу флюоресцентный мусор», точно также, общим списком и оскорбив их – ибо слишком уж велика была вероятность, что увлекшись гигантоманией он мог упустить из виду «всех этих тошнотных слизистых дерьмолиз… в смысле, микрофлору», напрочь забыв о роли, которую приписывают ей те, в кого вся эта скользкая мелюзга в итоге и выродилась – «краснозадые павианообразные эволюционисты».
Зато после того, как автор посвятил «наглой шушере» целый абзац, ему осталось лишь выкрутить колесико до упора и размазать по предметному стеклу атомы и нейтрино, «мнительных проныр, чья роль в публичном дискурсе была столь незаслуженно раздута после одного единственного, в меру меткого бомбометания, на которое всем давным-давно начхать».
Что ж, скажем сразу – со всеми своими задачами автор справился превосходно! Настолько, что оскорбились сразу все и за всех: мужчины оскорбились за детей, дети – за женщин, женщины – за веганов, веганы – за животных. И все они, включая чуть было не забытые им растения, «которым сидеть бы, да помалкивать в тряпочку на своих навозных грядках»; включая даже Эллен Дедженерис, «которой навряд ли за всю ее тупую жизнь говорили что-либо более лестное» – все они почему-то вдруг решили оскорбиться за его нападки на транс-людей.
Несмотря на то, что нападки эти не помешали оценить сей труд совсем уже за иные (без кавычек) достоинства (без кавычек) тем немногим, кто за деревьями все же разглядели маковую, так сказать, делянку, участь книги была незавидна. После вступления в силу сорока девяти судебных запретов (по числу штатов США минус Техас, жители которого книг не читают, зато имеют на все свою собственную точку зрения), она исчезла с полок и стала библиографической редкостью; автор же был вынужден скрываться из-за многочисленных угроз со стороны оскорбленных им меньшинств (с кавычками).
Старожилы Чукотки по сей день вспоминают загадочного иностранца, который время от времени врывался в хижины промысловиков тюленины, требовал настоянного на ягеле спирту, песцового жиру и немедленной встречи с «Aliná Kabaeffá». Ни разу так и не получив желаемого, он исчезал в суровой полярной ночи за считанные минуты до приезда соответствующих служб.
Его долго не могли изловить; а когда капкан захлопнулся (медвежьи капканы не раз доказывали свою замечательную эффективность даже против самого опасного хищника на земле – амурского тигра), выяснилось, что на русский Север он попал прямиком с американского юга и что он стал первым, кто сумел вплавь преодолеть расстояние между Аляской и Островами Гвоздева, подгоняемый кашалотами-людоедами и страстным желанием отомстить своим жестоким преследователям.
