Гирр – сын Агу

Над рекой – плотный туман, сквозь который угадывались контур леса и розовое пятно солнца с размытыми краями. На левый берег реки выходили низинные луга, окаймлённые синеющими лесами. Кое-где на лугах виднелись колки кустарников. Высокие травы и прибрежные кусты обвисли под грузом росы и неподвижно застыли в полном покое. Со стороны лугов едва уловимо тянуло утренней свежестью и ароматами цветущих трав. Постепенно туман редел, а его остатки уползали в лесную чашу правобережья. Воды реки спокойно скользили, омывая берега и вершины склонённых тальников. От береговой кромки, поросшей осокой, вклинивались в реку заросли камышей и глянцевые блины кувшинок. Среди них выделялись луковицы бутонов. Некоторые бутоны уже приоткрыли зелёные створки навстречу наступающему дню, обнажили ярко-жёлтую середину, свечами отражаясь в тёмном зеркале омутов.

Тишину утра нарушали ежеминутные всплески рыб, сухой шелест стрекоз, возня и разноголосица птиц. Из зелёной путаницы камышей неожиданно с громким криком поднялась чем-то напуганная утка. Она описала большой круг над лугами, опустилась на прежнее место, успокоенно крякнула. Вскоре на гладь реки она вывела утят и направилась к другому берегу. Выстроившись цепочкой и проворно работая лапками, утята старались не отстать от матери. Семейство благополучно достигло залива, как вдруг крутанулась воронкой и брызнула осколками зеркальная гладь, на миг показалась щучья пасть, и утёнок исчез под водой. Выводок с писком кинулся в разные стороны. Мать строго прикрикнула, и пушистые комочки нырнули за ней в спасительную осоку.

У самой воды, среди лопухов борщевика, затаился человек. Его светлые волосы, свисавшие на плечи, и бородатое лицо прикрывали космы осоки, султаном увязанные на голове. Человек словно закаменел, только зрачки серых глаз двигались, и широкие ноздри слегка вздрагивали. Он внимательно проследил за полётом утки и переправой её выводка. Что-то заставило её пуститься в опасное плавание днём по открытому пространству. Человек сначала повёл зрачками влево, откуда пришла тревога, обеспокоившая утку, затем в ту же сторону медленно повернул голову и через ноздри втянул в себя воздух. Удовлетворение мелькнуло в его глазах, и губы тронула улыбка. Не зря от рыскал у реки, таился, выслеживал и ждал столько дней и ночей, не смея развести огонь – в родное племя придёт с добычей. Он, не разнимая губ, вскрикнул чибисом. Мало погодя, не качнув листочка, к нему скользнуло гибкое тело женщины.

– Туры, – коротко сообщил мужчина. – Жди здесь.

– Гирр пойдёт один? – спросила женщина.

– Да.

– Лань бьёт из лука не хуже мужчины, – её угольно-чёрные глаза сузились.

– Жди здесь, – повторил мужчина.

– Лань будет ждать.

Гирр снял с плеча лук, вынул из кожаного чехла стрелу, поправил костяной нож у пояса, тяжёлую палицу, каменный топор и, низко пригибаясь, двинулся вдоль берега, по-звериному легко и быстро. Он ещё раз втянул воздух, приподняв бороду, и, убедившись, что запах идёт на него и присутствия человека звери не учуют, пробежал вперёд и чуть в сторону, уступая дорогу стаду. У прогалинки с низкорослой травой спрятался за ветвистым кустом ивняка.

Во главе стада, раздвигая грудью траву и кустарник и пригнув лобастую, косматую голову, шёл напролом огромный бык-вожак. Его метровые рога торчали отточенными ножами, из ноздрей со свистом вырывался воздух, под тёмной лоснящейся кожей перекатывались литые мускулы. Вслед за ним шли старые турицы с телятами и без них. Гирр пропустил передних зверей и выбрал молодую самку с первым телёнком, что была к нему всех ближе. Лук послушно согнулся в могучих руках охотника, сухожильная тетива заныла от напряжения. Стрела отодвинулась на всю длину и коснулась наконечником пальцев. Миг… и тетива облегчённо вздохнула, стрела глубоко вошла под левый локоть турицы. У неё подогнулись ноги, она сунулась мордой в траву, но сразу вскочила, со страшным рёвом закрутила головой, брызгая слюной и кровью. Вторая стрела пронзила ей горло.