Престон Рейнольдс стоял у панорамного окна своей квартиры в высотке на берегу Ист-Ривер, сжимая в руке чашку кофе, от которого уже давно перестал чувствовать вкус – только горькую терпкость. За стеклом, в утреннем тумане, мерцали мосты и силуэты доков – не Манхэттен, но почти. Вид был красивым, даже слишком. Он купил эту квартиру четыре года назад, когда его маленькое издательство «Black Quill Press» внезапно взлетело на волне скандального успеха.
Он помнил тот день, когда в груде рукописей – тоннах безликих, напыщенных, претенциозных текстов – наткнулся на потрёпанную папку с надписью «Красные пески». Помнил, как первые же страницы заставили его забыть о трёх остывших чашках кофе и сломанном принтере, который он так и не починил. Это была не просто книга. Это был нож, завернутый в пергамент. Мрачный, душный вестерн о предательстве, написанный никому не известным Марком Тейлором – парнем из Небраски, который десять лет рассылал свои рассказы по журналам и издательствам, получая в ответ либо молчание, либо шаблонные отписки.
Но Престон увидел в этом тексте то, что не разглядели другие. Может, потому что сам когда-то неплохо писал, – он знал, как выглядит настоящий бриллиант в груде булыжников. Он вложил в «Красные пески» почти все деньги, поставил на эту книгу всё – переступал через гордость, умолял дистрибьюторов выставить роман на лучших полках, спорил с маркетологами о раскрутке книги, скупал рекламные стенды на всех ключевых литературных площадках. А потом… Потом книга разорвала чарты. The New York Times назвала Тейлора «новым Хемингуэем noir», голливудские агенты осаждали их тогда еще крошечный офис, а тираж перевалил за миллион.
Вторая книга трилогии, «Красные пески: Пыльные ангелы», только закрепила успех. Критики рыдали, фанаты требовали автографов, а Престон впервые за долгие годы позволил себе выдохнуть. Его издательство, которое он начинал с нуля, стало одним из самых успешных в Нью-Йорке.
Теперь, спустя четыре года, он сжимал в руке черновик третьей части – «Красные пески: Сквозь время»– и в тридцать седьмой раз безрезультатно пытался дозвониться Тейлору. Автор, который когда-то выдавал по двадцать страниц в день, теперь неделями пропадал в запоях, называя это «творческим процессом». Слава, деньги, бесконечные вечеринки – Тейлор решил, что успех будет длиться вечно. И теперь его безответственность грозила разрушить репутацию издательства, которую Престон создавал годами.
А рукопись… Рукопись была катастрофой. Герои говорили шаблонными фразами, словно заимствованными из второсортного телешоу. Сюжет блуждал по страницам, как заблудившийся в пустыне путник – то бесцельно кружа на месте, то внезапно сворачивая в неожиданном направлении, оставляя за собой лишь следы недосказанности. Кульминация напоминала плохой фанфик – наспех слепленный, без души, без того самого огня, что превращал «Красные пески» в шедевр.
Престон сжал кулаки. Пять месяцев – срок, за который обычные издательства даже не начинали подготовку к релизу, а у него уже всё было запущено. Блестящие плакаты с тревожным слоганом "Финал, который перевернёт всё" красовались на билбордах Манхэттена, в витринах книжных от Сохо до Бруклина. В соцсетях хэштег #КрасныеПескиФинал набирал миллионы просмотров – фанатские паблики ежедневно публиковали анализы персонажей, инфографики с хронологией событий, даже фанфики о возможных концовках. Крупные литературные блогеры выпускали часовые подкасты предвкушая финал, а тиктокеры ставили сценки по мотивам – весь интернет жил в предвкушении.
И вся эта идеально отлаженная машина промоушена работала вхолостую. Потому что за глянцевой обложкой, за громкими обещаниями и восторженными ожиданиями скрывалась жалкая правда – финальной книги не существовало. Была лишь груда сырых, противоречивых набросков, которые даже отдалённо не напоминали тот шедевр, что обещали анонсы.
Телефон завибрировал. Моника из HR.
Он поставил на стол чашку с кофе – чёрным, как его настроение, – и ответил:
– Я нашла пятнадцать стресс-редакторов. В том числе пару новичков, как вы просили. Все будут к девяти в офисе.
– Подготовь тринадцатую главу для тестового задания, – сказал Престон, глядя на город, который вдруг показался ему чужим.
Его взгляд скользнул по приглашению на творческую встречу с Тейлором – золотые буквы на плотном картоне, стилизованное изображение раскрытой книги, обещание "эксклюзивного рассказа о творческом процессе". Горечь подступила к горлу. Пока маркетологи Black Quill Press бронировали престижные литературные площадки и готовили презентационные материалы, сам автор проводил дни в полутемных барах, принимая творческий кризис за законную передышку. Вся эта тщательно спланированная кампания – интервью, подкасты, автограф-сессии – висела на волоске из-за его беспробудных запоев. И самое страшное, что Тейлор, кажется, даже не понимал: гений – это не только божественная искра, но и ежедневный, кровавый труд у письменного стола.
Ключи от BMW звякнули в его кармане, когда он выходил из квартиры. На улице стояла ранняя весна – воздух был свеж, почти прозрачен, но Престон не чувствовал его. Последние недели он спал урывками, просыпаясь с одной мыслью: «Как это исправить?»
