ТЕНЬ НАД МОСКВОЙ
Москва, январь 1954 года.
Снег падал густо, застилая улицы белой пеленой, словно пытаясь скрыть то, что происходило в эти морозные ночи. Город восстановился после войны, но, когда одно зло уходит приходит другое. Теперь появилось что-то новое, намного более темное. Молодой следователь МГБ, капитан Алексей Гордеев, стоял над телом, стараясь не обращать внимания на ледяной ветер, рвущийся под шинель. Он привык к смерти – прошел всю войну от Сталинграда до Берлина, – но это было другое. Жертва – мужчина лет сорока, в дорогом, но поношенном пальто, лежал на спине, широко раскрытые глаза застыли в ужасе. На груди – аккуратная дырочка от пули, но вокруг не было ни крови, ни порохового нагара.
– Опять так же? – спросил Гордеев, не отрывая взгляда от мертвеца.
– Третий за неделю, – ответил участковый, нервно теребя фуражку. – И опять никаких следов.
Алексей наклонился, пригляделся. На снегу рядом с телом – лишь один
набор следов: жертвы. Никто не подходил, никто не стрелял. Но человек был мертв.
– Как будто его убила тень, – пробормотал кто-то из милиционеров.
Гордеев резко поднял голову.
– Что?
– Да так, болтают люди… Говорят, видели перед убийствами – высокую фигуру в шляпе и длинном пальто. Но когда подходят ближе – никого.
Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с январской стужей. Война научила его верить только в то, что можно потрогать, но здесь что-то было не так. Что-то невозможное. А на следующий день нашли четвертого. И следов убийцы снова не было.
Только на снегу, едва заметные, будто нарисованные дымом, – отпечатки ботинок, которые вели от тела… и обрывались в метре. Как будто убийца просто растворился в воздухе.
Следственный кабинет пахло табаком и старыми бумагами. Алексей Гордеев сидел за столом, разложив перед собой фотографии жертв. Четверо мужчин, разных по возрасту и положению, но убитых одинаково – одной пулей в сердце, без следов борьбы, без улик.
– Все жертвы были замешаны в одном деле, – пробормотал он себе под нос, перебирая личные дела.
Первый – бывший инженер, работавший на закрытый завод. Второй – мелкий партийный чиновник. Третий – демобилизованный офицер НКВД. Четвертый – профессор-физик из МГУ. Что связывало этих людей?
Дверь кабинета резко открылась, и вошел майор Семенов, начальник Гордеева. Его лицо было напряжено.
– Ты видел сводку? Уже пятый.
Алексей вскочил.
– Где?
– В парке Горького. Тот же почерк.
Тело лежало на заснеженной аллее, будто аккуратно уложенное. Молодая
женщина, лет тридцати, в строгом костюме. Секретарь научного отдела того же института, где работал убитый профессор.
Гордеев сжал кулаки. Убийца не просто выбирал жертв наугад – он шел по цепочке.
Архив МГБ встретил Алексея тяжелым запахом пыли и старых чернил. Полки, забитые папками, тянулись в полумрак, будто лабиринт забытых секретов. Он искал одну вещь – связь между убитыми.
– Вот, – пробормотал архивариус. – Дело №147-К. 1947 год.
Гордеев раскрыл папку. Перед ним лежали пожелтевшие листы, чертежи с грифом «Совершенно секретно» и несколько фотографий. На одной – группа людей, стоящих у входа в какое-то здание. Среди них он узнал всех
пятерых жертв.
– Лаборатория в Черноголовке, – прочитал Алексей. – Что они там делали?
– Не знаю, – пожал плечами архивариус. – После 48-го проект закрыли, документы урезали, персонал расформировали.
– А кто руководил?
Старик замялся, потом тихо ответил:
– Полковник Громов. Но его уже нет в живых. Погиб в 49-м.
Дождь хлестал по крыше трамвая, когда Гордеев ехал на окраину Москвы. В кармане у него лежала вырезка из газеты за 1948 год: «Трагедия в научном городке: при испытаниях погибли три сотрудника». Список погибших был неполным. Одним из погибших был ветеран войны Щеглов. Он вышел на пустынной остановке. Рядом – полуразрушенный забор, за которым темнели корпуса заброшенной лаборатории. Ветер выл в разбитых окнах, когда Алексей шагал по коридорам. Стены были исписаны уравнениями, часть которых кто-то старательно замазал черной краской.
В одном из кабинетов он нашел дневник с обгоревшими страницами.
*«17.10.1947. Эксперимент №12. Применение резонансных полей позволяет
добиться фазового смещения материи. Но есть побочный эффект – субъект
становится невидимым для наблюдателя, но не для приборов.» Последняя запись была оборвана. «Они не исчезли. Они здесь. Один из них вышел из камеры. Боже, он смотрит на меня сквозь ст.» Гордеев резко захлопнул дневник. В соседнем помещении раздался скрип. Медленно, стараясь не дышать, он подошел к двери и толкнул ее плечом. Комната была пуста. Но на пыльном полу четко виднелись следы – один ботинок, второй… и затем – лишь глубокие царапины, будто кто-то потащил ногу. А на стене, свежим, липким от крови почерком было выведено: «ОНИ ВЕРНУЛИСЬ» В ту же секунду за спиной Алексея громко щелкнул затвор нагана.
Затвор щелкнул в пустоте. Гордеев резко развернулся, выхватив пистолет, но за ним никого не было – только пыльные лучи света, пробивающиеся через разбитые окна. Однако запах пороха висел в воздухе, густой и едкий, будто
выстрел прозвучал секунду назад.
