Горький шоколад. Книга утешений

когда сказаны все слова,

написаны все письма,

когда вопросов не осталось

и встречи прекратились, —

прощаются все обиды,

кроме одной —

что ж ты, сука, меня не полюбил?!

неужели трудно было

Если ваша любовь всегда была безоблачной и сладкой, эта книга вам не пригодится. Она для тех, кто опечален. Не ищите в ней сюжетной линии, перед вами осколки зеркала, в которых отражается изменчивое лицо любви. Вглядываясь в него, вы поймете, что не одиноки в своих чувствах. И что все проходит.

На случай если вы не найдете здесь ничего похожего на ваш опыт, в конце есть несколько пустых страниц. Напишите на них то, что знаете о любви, и тогда эта книга станет по-настоящему полной. Но закончить ее невозможно – каждый из нас всю жизнь вписывает в нее все новые и новые слова.

Любовь, как звезда Давида, нарисованная на спине, притягивает все пули, в том числе не предназначенные для тебя. Даже те, кто прежде были добры, начинают ее видеть, испытывают соблазн, не говоря уже о случайных прохожих. И однажды Господь, который, вообще говоря, милосерд, разглядев между земных теней сияние этой проклятой желтой звезды, не захочет отказать себе в божественном праве прислать фиолетовую молнию. Она поразит и звезду, и тонкую кожу, и грудь и, отразившись от креста, или что ты там носишь на шее, найдет сердце и разнесет его в клочья. Это неизбежно, и можно только просить – не сейчас, пожалуйста, еще не сейчас… А пока она, звезда, все жжет и жжет самое беззащитное место между лопаток, и только когда ты обнимаешь меня сзади и я прижимаюсь спиной к твоей груди, я чувствую себя спасенной.

Имя его легко было произносить во время любви. Он сам себе такое выбрал, случайно ли – не знаю. Но каждый раз в самый последний момент оно вылетало из моих губ, как долгий выдох, короткий вдох, как поцелуй. В нем ровно столько воздуха, чтобы перевести дыхание между двумя волнами. С этим именем на устах легко умереть – если бы он позволил. Жить с ним было затруднительно, а вот выкрикивать, выдыхать, выцеловывать – легко. Он был великим любовником, поверьте мне, и одна из его тайн состояла в имени. Много позже, в других постелях, мне приходилось закусывать губы, чтобы не прозвучало – не имя уже, но слово любви, навсегда связанное с наслаждением. Даже теперь мне легко заплакать, повторяя имя. Не от тоски по человеку, который его носил, но от невозможности вернуть долгий выдох, короткий вдох, те два движения, которое делало сердце, прежде чем взорваться.

«Хищника надо ласкать по оружию – тогда он не боится». Это Битов сказал, про ворону вообще-то, но – да, так оно и есть. Конечно, потом можно по всему, но сначала по когтям и клюву.

У кого что оружие, впрочем. Кому-то надо язык в рот, кого сразу за член хватать, а другим целовать пальцы – обычно массажистам и музыкантам. Если мама его не любила и вы хоть пять минут поговорили перед сексом, он обязательно успеет об этом сказать: «Хочешь кофе? Мама меня никогда не любила». – «Хочу. Это тебе только казалось». И потом, в постели, в самый ответственный момент спокойно и несексуально погладить его по голове и почувствовать, как он вздрогнет и отвердеет. Потому что этот мальчик слишком много думает.

Я не знала, как тебя ласкать: ты весь – оружие, весь – пагуба.

Испугала.

Если крепко любишь, можно простить ложь. Когда любишь очень сильно, то ничего и прощать не надо. Лгал, как птица пела, – запрокинув голову и прикрыв глаза, вдохновенно. И что там прощать, если ложь в его крови и плоти; если обман был единственным способом взаимодействия с реальностью – ну хоть как-то, хоть как-то изменить мир, сделать его пригодным для нас. Потому что здесь и сейчас мы не могли быть вместе. В существующем мире он – никчемный, порочный, слабый, а я – хитрая и полуживая, как лисица с перебитой спиной. И поэтому он, мужчина, брал на себя риск и грех и немногими словами рисовал нам новую жизнь, где он – талантливый и свободный, а я бесконечно красива и никогда не умру. В такие минуты я только смотрела, почти не слушала и не чувствовала ничего, кроме благодарности. Если бы никогда не покидать светлой комнаты с белой тканью, свисающей с потолка, с огромной кроватью, с воздухом, посеребренным нежным дымом и легкой ложью, мы до сих пор были бы счастливы. Но когда женщина отворачивается, к ней приходят демоны. Стоило отвести глаза, выйти на улицу, как проклятые птицы слетались ко мне на руки и выклевывали дыры в счастье, которым я была – окутана? опутана? – защищена. Гадкими голосами они выкрикивали то, что я отказывалась слышать, поворачивали мою голову, поднимали веки: «Смотри, смотри, смотри». И я, конечно, смотрела. Потому что мне, в отличие от него, недоставало духу пойти до конца в божественном обмане, необходимом для сотворения мира. И однажды ему не хватило игл, чтобы заштопать все прорехи. И тогда я сорвала яблоко.

Коротко говоря, он с кем-то переспал, а она узнала.

Одна девочка купалась в пруду и, выходя из воды, наступила на бутылочные осколки и порезалась. Боль оказалась такой неожиданной, сильной и незаслуженной, что она даже не заплакала, а очень сильно удивилась. Одна девушка, внезапно утратив возлюбленного, испытала столь глубокое горе, что на некоторое время онемела. Постепенно голос вернулся к ней, но долго еще оставался слабым. Одна женщина, на которую обрушилось несколько несчастий, каждое из которых было почти непереносимым, вдруг запрокинула голову и засмеялась. Она не сошла с ума, а просто подумала, что происшедшее с ней так же бессмысленно, как выстрелы из пушки по воробью. Вот стрельнул и попал. Ну и?! Одна старуха, которая пережила всех своих близких, много думала о том, как следует встречать беду. И пришла к выводу, что самым естественным будет заплакать. Еще придет время быть терпеливой, гордой и мудрой, но сначала поплачь.