Парни! В Мцыри новая блядь Наташа!
Мощный человеколюбивый напор мессиджа, прокарябанного кирпичом в штукатурке, не брали никакие меры пресечения – ни соскабливание, ни замазывание, ни даже покрытие новыми слоями той же штукатурки, ни иная какая борьба, включая ночное дежурство лично хозяина оскверненного поселкового магазинчика. Каждое утро огненные буквы вновь горели на белой стене торговой точки, словно пятно крови в Кентервильском замке, на радость всем парням.
Надо заметить, что подобное упорство являлось чистым и совершенно излишним хулиганством, ибо личность дебютантки Наташи установить оказалось гораздо легче, чем автора дацзыбао. «Мцыри» – усадьба то ли бабушки, то ли тетки, то ли еще кого из родни великого поэта, из запущенного санатория превратилась недавно в столь же запущенный памятник культуры, и персоналу там было два с половиной человека. Причем стоял этот обшарпанный «Мцыри» ровно напротив злополучного сельпо (с тем же, кстати, названием).
Даже придурок Савелий, с соседнего кладбища могильщик, даже таджики с ближних строек моментально догадались, о ком речь. В лермонтовском, с позволения сказать, «заповеднике» буквально на прошлой неделе приступила к работе уборщица Наташа, довольно изможденная тетка средних с первого взгляда лет. Конечно, никому бы в голову не пришло, что жилистое создание с чертами, точно полустертыми половой тряпкой, может как-то проявить себя на древнем поприще, хоть бы и районного масштаба. Если бы… Если бы эта Наташа сама не заявила о своем ремесле безо всякого стеснения, причем именно на кладбище, заведя праздный разговор с Федором Ляпишевым.
Указанный Федор, парень не совсем молодой, но бедовый, гулял на кладбище от нечего делать. Там было солнечно и весело, народу много, бабы торгуют бумажными, ядовитых расцветок венками и букетами, все выпивают за помин и Федора угощают приветливо и от души, особенно по воскресеньям. А в тот день как раз состоялась родителева суббота, и кладбище вообще, я извиняюсь, кишело. Притом у Федора тоже лежат здесь все кто можно и нельзя. Даже жена, бывшая конечно, отчего Федор Ляпишев является вдовцом. Катя Ляпишева померла, смех сказать, от падения спьяну в канаву по дороге на станцию за пивом и хлебом. Всю ночь они с Федькой пили, будучи дружной бездетной молодой семьей, и Катя поутру решила прогуляться, а заодно протрезветь. Неожиданно ее неокрепшее сознание поразили багряные листья клена, нападавшие по обочинам. Потянулась собрать осенний букет – да и свалилась прямо мордой в подмерзшую лужу, пробила ледок тяжелым лбом и захлебнулась. А тридцатилетний Федька остался себе вдоветь.
Словом, на кладбище он находился с полнейшим правом и обязанностью.
И вот, выпивает Федор на могилке жены Катерины, тут же мама его покойница, отец, отцова жена (ох и курва, прости господи), прочие Ляпишевы. Закусывает яйцом. И подходит женщина в серых трениках с пузырями и стоптанных назад кроссовках. Подсаживается на лавочку.
– Эх, – вздыхает, – ну и погодка! Люблю, когда солнце на кладбище. Словно дорогие покойники с неба улыбаются на нас. А?
– Именно что! – удивлен Федор такой точностью мировосприятия: он и сам примерно так думает.
Подвинулся, чтоб женщине удобней было на узкой лавочке, но та не шелохнется, так на краешке и торчит, подобно гвоздю. Федя спрашивает с интересом:
– А у вас кто здесь лежит?
Но женщина только дышит носом и грустно улыбается. И вдруг:
– А вы бы, мужчина, приходили ко мне ночевать.
Федор аж подавился водкой.
– В каком… смысле?
– Да в простом, – пожимает худощавыми плечами женщина. – Поспим вместе, ты денег мне дашь немного, рублей пятьдесят…
– Ого! – возмутился Федор. – Откуда?
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
