Вокруг возвышается стеной густой лес – старый, могучий и суровый. Деревья встают на пути, словно исполинские стражи. Мелькают перед глазами игольчатые лапы елей. Корни дубов, вздымаясь из-под земли, хватают за босые ноги, ветки дикой малины иссякают шипами руки. Худой мальчишка-подросток – наголо бритый, одетый в одни только льняные штаны – мчится сквозь чащу, на ходу раздвигая в стороны острые кусты.
Кровоточат и вздуваются ожогами на его коже огненные стигматы. На нём давно уже нет живого места, всё тело испещрено рыжими как ржавчина магическими символами: они горят и в центрах ладоней, и на венах запястий, и между ключицами, и чуть ниже лопаток. На пояснице, на копчике, слева у сердца. На лбу, обоих висках, на темечке и под затылком. Но хуже всего та, что на правом боку под рёбрами – в том месте, где распятого Христа пронзили копьём…
Жаркая боль застилает глаза. Слёзы, текущие по щекам, смешиваются с кровью и становятся красными. Живот прокалывает спазм, но времени отдышаться нет – всего несколько секунд промедления, и его догонят.
Далеко позади, за километрами леса, полыхает разъярённым огнём старый монастырь. Поднимается в небо плотными клубами белёсо-сизый едкий дым. Дрожат на ветру чад и пепел. Каменная часть монастыря устоит, но деревянные купола и кельи полностью уничтожит пламя. Пути обратно нет. Крики, хаос и мракобесье надолго поселятся в доме Бога. Многие годы хмурые монахи в чёрных рясах будут преследовать лишь одну цель – отомстить. Если им удастся поймать поджигателя, то его жизнь в священных стенах превратится в настоящий ад…
Шум шагов за спиной сменяется стуком подкованных копыт. Дело плохо – значит, конюшня сгорела не полностью, и несколько лошадей уцелело. Как бы резво мальчишка не бежал, теперь они быстро его настигнут.
Устало выдохнув, затворник останавливается у широкого старого дуба. Закрывает глаза, и всё погружается в темноту. Окровавленная, обожжённая ладонь ложится на шершавую кору в том месте, где ствол усеивает россыпь жёлтых древесных грибов. От его прикосновения по трутовикам проходит дрожь, раскрываются на их поверхности красноватые щели – десятки крошечных ртов жадно пьют кровь путника. Бегут тонкими струнками вниз к корням дуба алые пульсирующие сосуды. Сердце мальчика теперь бьётся в каждой трещинке коры, в каждом ответвлении корня глубоко под толщей земли.
Природа умеет говорить. Всё здесь связано между собой. Нужно только правильно попросить – открыться ей и не жалеть взамен ничего, даже собственной плоти. В беспроглядной тьме перед глазами проступает карта леса с высоты птичьего полёта. Извиваются заросшие мхом тропки, зияют чёрными пятнами овраги, возвышаются залитые солнцем холмы. Впереди деревья сгущаются, вставая сплошной стеной, там не пройти и даже не пролететь. Тупик.
Мальчик сжимает руку в кулак. Стискивает зубы, на миг бледнеет в нерешительности и вдруг резко поворачивает наперерез дорожке, прямо в колючие дебри. Была не была!
Кроны деревьев смыкаются над головой. Ветви облепихи царапают лицо, ели хватают лапами, терновник впивается иглами в босые пятки. Топот лошадей приближается, но это уже не важно, ведь влажный мох всё сильнее хлюпает под ногами. Почва становится мягкой и вязкой, сначала тонут лишь стопы, но вот уже и щиколотки погружаются в трясину, стоит только чуть замешкаться.
У кромки непроходимого болота мальчик замирает как вкопанный, собираясь с духом. Идти дальше нельзя. Шаг вперёд – верная смерть. Хватит ли у него сил, чтобы ещё один, последний раз взлететь?..
– Стой! – рычит где-то очень далеко грубый мужской голос. Моложавый лейтенант в чёрной форме трясёт за локоть крепкого майора в камуфляже. – Поворачиваем обратно! Левее – и сразу в чащу! Там кочки и дороги нет, но лес не густой. Пять минут, и будем на месте!
– Почему мы меняем маршрут, что-то случилось? – на заднем сиденье худощавая женщина в берете потуже утягивает кожаным поясом серый плащ.
– Не успеем его перехватить! – рявкает в ответ штурман. Он нервничает, и воздух над его плечами раскалён так, что плывёт волнами. – Надо срезать!
«Нива» болотного цвета визжит покрышками и разворачивается прямо посреди широкого шоссе. Кажется, гости из города точно так же торопятся – несутся сквозь лес по бездорожью, не жалея шин, чтобы через пару километров снова выскочить на асфальтовую дорогу.
Парнишке, истекающему кровью, тоже нужно преодолеть всего-то пару километров. За спиной с треском раскрываются крылья. Серебристые перья искривлены и обломаны, будто их погрыз лютый зверь. Сил почти нет, но он делает рывок – и взмывает в воздух за секунду до того, как его настигают всадники в тёмных одеждах. Крики и ржание сменяются голодным плеском болота. Рвётся ряска. Монахи и лошади, не успев вовремя остановиться, уходят под плотную толщу воды.
Небо над головами утопленников разрезано напополам кривым дымящимся огненным следом, словно падает с другой стороны леса подбитый полыхающий самолёт. Крылья ломаются, осыпаются перья. Сжавшись в комок, юноша бессильно вспахивает спиной землю и выкатывается на проезжую часть.
