Старый пес умирал.
Надрывный свист его дыхания время от времени перекрывал завывание ветра за окнами. Шипение сквозняков складывалось в унылый шепот, который бормотанием оживал в уголках убогого жилья и наполнял комнату призрачными звуками. Им в такт раскачивались и плясали тени, избегая тусклого света керосиновой лампы.
Старик тяжело поднялся из-за стола, вспугнув стайку теней, и, шаркая валенками, подошел к печи. Пес приподнял угловатую морду и мутными глазами уставился на хозяина. Сглотнул, сбивая дыхание, когда старик потрепал его за уши, и попытался приветливо подняться. Но лапы поскребли когтями пол и бессильно поджались под рыжее брюхо.
– Ладно, Болтун,– вздохнул старец, раскрывая в улыбке редкие желтые зубы.– Можешь полодырничать сегодня.
Он подбросил поленья в печь и вернулся за стол, чтобы не спеша набить выгоревшую и провонявшую табаком трубку.
Старик выпустил клуб едкого дыма и улыбнулся. Завтра приедет почтальон, и они проведут вечер за бутылочкой домашней настойки, ведя неторопливую беседу о суетности городской жизни. В основном говорить будет гость, которому алкоголь и крепкий табак развязывают язык, и тогда он не скупится на диковинные рассказы о новых технологиях. Байки о компьютерах, управляющих обществом, планах заселения Луны и Марса наводили на размышления и переполняли радостью старческие души, упасенные великого зла подобных чудес.
Старик шумно затянулся, ощущая приятное томление в груди, но сорвался на кашель, содрогаясь всем телом. Он не успел отдышаться, как сквозь завывание надвигающейся бури послышалось далекое эхо выстрела. Старик насторожился, вслушиваясь в стоны осеннего ветра, но кроме редких капель дождя да шороха сквозняков различить ничего не смог.
Слух и раньше подводил: подчас мерещился гул моторов на заброшенной дороге и шум вертолетов, словно покинутые города пытались ожить, наполниться привидениями. Раньше, во время охоты, ему доводилось забираться вглубь зоны, натыкаясь на поросшие мхами постройки. А однажды даже вышел к поселку, который давно исчез с географических карт. Он так и не отважился ступить на едва различимые под порослью трав улицы, чувствуя на себе укоризненные взгляды пустых окон.
Смотритель посмотрел на пса и улыбнулся.
– Пойду, гляну дорогу, покуда не задождило. Постереги тут.
Он накинул на плечи длиннополый плащ и бережно снял с крюка ружье. Прикинув на руку тяжесть оружия, остался доволен тем, что еще в состоянии его держать.
Болтун зашевелился у печи и с усилием встал на дрожащие лапы.
– Не провожай,– махнул на него старик, подумав про себя, что пес до зимы не дотянет.
А осень уже брала свое. Она холодно встретила с порога мокрым ветром, сорвавшим капюшон с головы. Было темно, и низкий свод тяжелых туч едва различался сквозь пелену мелких капель, круживших перед глазами. Человек поежился и с хлюпаньем двинулся к покосившейся калитке. По привычке прикрыв ее за собой, он оглянулся на тусклый свет крошечного окошка.
– Не дотянет до зимы,– тихо повторил он, и шуршание дождя унесло его слова.
В лесу ветер не так баловал, застревая в еще крепких кронах, и почва не расползалась под ногами, позволяя двигаться быстрее. Смотритель мог пройти по этой тропинке с закрытыми глазами, но он внимательно вглядывался в сумрачную чащу, ожидая увидеть непуганого зверя. По зиме случалось подстрелить зайца прямо во дворе, да и вороватые волки одно время повадились скулить под окнами.
Деревья расступились перед насыпью дороги, и порыв ветра принес с собой отчетливый звук грузовика. Старик вышел на бетонку как раз в тот момент, когда из-за поворота показался свет фар, выхватывая из сумрака силуэты деревьев. Это была большая машина и двигалась быстро.
Смотритель встал в нерешительности, оглядываясь на нетронутое заграждение, перегородившее дорогу, и недоумевая о том, кто бы это мог быть. Грузовик резко остановился прямо перед ним, ослепив фарами. Хлопнули двери, затопали десятки ног. Призрачные фигуры людей полукругом встали поодаль, оставаясь во мраке.
Бьющий в глаза свет и суета теней у грузовика не давали собраться с мыслями и найти нужные слова для непрошенных гостей. Старик развел руки в стороны и вдохнул воздух для еще не придуманной фразы, но едва полы его плаща раздвинулись, грянул гром.
Десятки, сотни пуль подбросили его тело в воздух и, разрывая брызгающую кровью плоть, швырнули на бетон. Удары металла ворочали и толкали бесформенную массу по мокрой поверхности дороги, оставляя ярко-красный след, который быстро бледнел и кипел пузырьками дождевых капель.
Грохот выстрелов оборвался, а тяжелая масса дождя придавила эхо к влажной почве, которая заклубилась туманом порохового дыма. Из мрака вышли двое и осторожно приблизились к обезображенному телу. Один из них, невысокий и худощавый, раскрыл чемоданчик, который бережно нес в руках, и сосредоточенно склонился над смотрителем. Закончив странный ритуал, он выпрямился и, повернувшись ко второму, чью атлетическую фигуру не мог скрыть бесформенный плащ, покачал головой:
