Последняя электричка должна была доставить меня до садоводческого товарищества, где у меня когда-то был дачный домик, минут за сорок. О чём отвлечённом можно подумать в эти сорок минут, когда ты в федеральном розыске и по твоему следу идут не простые полицейские, а профессионалы из ФСБ? В принципе, ни о чём. Ни о чём таком, что действительно могло бы отвлечь. Поэтому я просто стал вспоминать, пусть и не последовательно, события этих последних дней, заставивших меня бросить всё и «пуститься в бега». Мелькающие тени за окном и равномерное постукивание колёс настроили на нужный лад, и воспоминания сами заполнили мою голову…
Отец Тимофей оказался первым служителем церкви, внешний вид которого меня не оттолкнул. Иметь такого священника в духовниках – не так уж и плохо. Его основное достоинство, покорившее меня, это вера. Настоящая искренняя вера, не показушная, не надуманная. Именно такая вера помогает ему быть услышанным Богом. И он догадывается, что Бог его слышит. Оттого и вера его всё крепче с каждым днем. Но однажды в его жизни вдруг «нарисовался» я со своими запретными в среде духовенства фразами… Теперь его задача – понять, где правда и что делать со всеми этими шпионскими играми высших церковных чинов. А дело было так…
Решился я попробовать тему с «адвокатом небесной канцелярии», и начал посещать службы в разных церквях. Я догадывался, что найти своего духовника мне будет ой как не просто – мне, дожившему почти до сорока лет и ни разу не побывавшему в церкви по собственному желанию. Но теперь, когда мне открылась вся иерархия сущего, я прекрасно понимал, что без проводника в виде священника с сильной верой, мне до Бога не достучаться.
На исповедь к отцу Тимофею я в очереди был последним. Я специально так подгадал. Почему, спросите? Ну, представьте: я первый раз на исповеди, мало что знаю, в основном из описаний в интернете, с памятью на молитвы совсем плохо, настроя никакого… Но всё прошло гладко, легко, без неловких моментов и недопонимания. Всё потому, что отец Тимофей ставил во главу исповеди не строгое каноническое соблюдение обряда, а её суть и конечный результат. Во время исповеди он направлял меня, задавая соответствующие вопросы. Очень понравился и запомнился один из них: «С тем ли, сын мой, ты пришел на исповедь, чтобы действительно очиститься от своих грехов, или с тем, чтобы только соблюсти установленный порядок?». При соответствующем настрое солгать при ответе на этот вопрос не получится – отец Тимофей уловит интонацию и всё поймёт… Если точно не мог вспомнить нужные слова, обязательные для обряда, он подсказывал, или просто говорил «повторяй за мной». А когда он меня спросил, все ли грехи я ему поведал, не утаил ли, не забыл ли чего, я возьми и ляпни: «Про земные грехи всё рассказал, а про небесные грехи свои рассказать не могу, не помню…».
Неожиданно для меня отец Тимофей быстро отошёл к окну, пробормотал себе под нос какую-то молитву, перекрестился и непонятно откуда достал цилиндрический пенал с запечатанной сургучом и ниткой верхней крышкой. Он вскрыл печать, открыл пенал и достал из него свернутый в трубочку лист бумаги с какими-то записями. Прочитав его раза два, как мне показалось, отец Тимофей посмотрел на меня оценивающим взглядом – как будто он пытался разглядеть во мне то, что ранее упустил.
– Что помнишь, а что не помнишь – об этом я бы хотел поговорить с тобой отдельно, в другой день и не в стенах храма, – произнёс отец Тимофей, вкладывая лист бумаги обратно в пенал. – Как зовут тебя в миру, как твоё полное имя? И как найти мне тебя?
Я улыбнулся, предвкушая возможную реакцию на мой ответ, и тихо, но внятно произнёс:
– Заключённый Волков Николай Викторович, исправительно-трудовая колония Земля, российский филиал. Личный номер – восемь, девятьсот десять, триста восе…
– Погоди, – прервал меня отец Тимофей, нисколько не удивившись такому моему представлению. – На вот, запиши – позвоню, когда время придёт.
Он протянул мне маленький клочок бумаги и такой же маленький, короткий, карандаш. Я записал номер телефона, мы попрощались, и я побрёл «куда глаза глядят». Это был лучший способ обдумать произошедшее и наметить план действий.
