Мне девочка сказала:Ты — мой Волшебный Фей.О, нужно очень малоДля полевых стеблей!Им дай лишь каплю влаги,Им дай один лишь луч,И цвет расцветшей сагиВ безгласности певуч.
Светлоголовке малойЯ сказку рассказал.Я был пред тем усталый,Пред тем я духом пал.
Из слез моих незримых,Из смеха уст моих,Я слил — о серафимахПрозрачно-светлый стих.И цвет раскрылся алыйВ устах мечты моей,И я — не мрак усталый,А я — Волшебный Фей.
К. Бальмонт. «Фей»
Утро добрым не бывает. Эту нехитрую истину я усвоила еще в детстве, когда родители стали отводить меня пять дней в неделю в детский сад. Ну как можно назвать добрым утро, когда ты плетешься по улице, зеваешь на ходу и мечтаешь вернуться в теплую постельку, а маме уже пора на работу, и тебя тащат, словно бычка на веревочке?
Теперь, отучившись и выйдя замуж, я все чаще убеждалась, что фразу «доброе утро» придумал изощренный садист. Вот и сейчас за дверью что-то гремело. Судя по звукам, там сошлись в неравном бою сразу три былинных богатыря. А может, напились и не могут найти выход, отчаянно пытаются выбраться и то и дело налетают на стены. Беда только, что былинных богатырей в нашем доме не водилось.
- Прибью, - зевая, угрюмо пообещала я. Вылезать из кровати не хотелось, но нужно было идти и наводить порядок. – Если снова Васька зачинщик…
Кощей, в одних шортах, хмыкнул, поднимаясь со своей половины:
- Лежи. Мы сами разберемся.
- Знаю я, как вы разберетесь, - проворчала я, провожая его взглядом. Чадолюбивый, он наказывал детей крайне редко, что приводило к их практически полной безнаказанности.
- Была б твоя воля, они б у тебя только и делали, что зубрили правила и таблицу умножения, - заявил он мне как-то. Я тогда только плечами пожала: идеальное наказание. И мозговую активность стимулирует, и детей на какое-то время усмиряет.
Грохот прекратился. Гадая, что же все-таки там произошло, я, в длинной ночнушке, заставила себя подняться и стала передвигать ноги по направлению к двери.
В коридоре Кощей негромко отчитывал Даню, Лизу и Василису. Десятилетние двойняшки и их четырехлетняя сестра стояли, понурив головы, косились на притворившегося ветошью Ваську и молчали.
- Что опять не поделили? – вмешалась я в процесс воспитания. – Кого без завтрака оставлять?
Слаженный вздох был мне ответом. Эта троица явно играла на нервах у отца, зная, что тот их в обиду не даст. В принципе, так и получилось бы, но на улице раздался вдруг жуткий грохот, а затем – вой.
- И кого там убивают? – сцедив зевоту в кулак, мрачно спросила я пространство.
Во дворе мы появились всей компанией, включая тихушника Ваську.
Высокая широкая деревянная конструкция, стоявшая на земле, больше всего напоминала лично мне граненый стакан. Правда, использовалась она для других нужд.
- Неужто разбудила? – ухмыльнулась явно довольная своим эффектным поведением Юлька, сидевшая внутри «стакана». – Увы, этот обормот так и не наладил мне ступу.
Обормотом моя дражайшая подружка любя называла своего мужа Соловья.
- Почему ступа? Есть же машина, на худой конец – лошадь, - проворчала я, наблюдая, как Юлька, одетая в удобные джинсы и длинную широкую кофту, вылезает наружу.
- Не пристало правильно бабе Яге на лошади скакать, - заявила Юлька, крепко обнимаю довольных ее появлением мелких.
- Джинсы носить бабе Яге тоже не пристало, - сообщил Кощей.
Юлька только отмахнулась от него, словно от назойливой мухи.
- Я у вас поживу недельки две, на худой конец – три, - любезно просветила она нас, - пока желание прибить этого, - взгляд на любопытных детей, - не утихнет.
- Какая у вас бурная семейная жизнь, - язвительно откликнулся Кощей. Он предпочитал общаться с Юлькой как можно реже, считая, что это полезно для здоровья.
- Ну, не все же Дашке дворец разносить, надо и мне потренироваться, - хохотнула Юлька.
Дворец обычно разносила не я, а Ника на пару с Ванькой, но исправлять любимую подругу я не стала.
Со стороны кухни сначала громыхнуло, затем повалил сизый туман.
- Это Ника, она готовить учится, - выдал Данька.
Я подавила вздох. Следующие недели обещали быть очень насыщенными.
За завтраком мы собрались через час. Довольно улыбавшаяся Ника щеголяла ярко-красным платьем и ярко-синим синяком под глазом. Ванька, обряженный в штаны, рубашку и кафтан, все серого цвета, посматривал на нее так же, как частенько смотрел на меня Кощей: с жалостью и пониманием, что от этой красавицы ему никуда не деться. Мы с Юлькой появились в нежно-лиловых платьях с глубоким декольте и открытыми плечами. Кощей, то и дело нырявший в «мое» декольте, был одет в черный классический костюм – явно собирался в очередную краткосрочную командировку на Землю. А может, и долгосрочную, Юлька же обещала подольше задержаться.
Младшие завтракали в своих комнатах, под присмотром нянек.
- И что там так знатно громыхнуло? – когда Ваня с Никой поздоровались с Юлькой, поинтересовалась я. – Кого ты чуть не прибила?
- Шидра под руку полезла, - сморщила нос повзрослевшая и похорошевшая Ника. – Я перепутала ингредиенты.
- Шидра хоть жива? – с мягкой иронией уточнил Кощей.
- Обижаешь, пап, - надулась Ника.
Папой она начала называть Кощея вместе с двойняшками. Едва те заговорили, она решилась показать свою привязанность к отчиму. О Финисте все эти годы Ника и слышать не желала, твердила, что отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал.
