– Скоро уже? – Спросил Хадис.
– Скоро, – ответил я, посмотрев на навигатор. – К речке подъедем, не переезжай. Он в кустах на той стороне. Остановишься на этом берегу. Пройдем пёхом вверх, чтобы не вспугнуть. Там у него схрон. Землянка.
– Спецназовец херов, – сказал Ахмед. – Он не выходит, ты говоришь?
– Лежит… Тяжёлый… Как бы коньки не двинул.
– Щас двинет… – Ахмед ухмыльнулся мне в зеркало.
Я сидел на заднем сиденье «крузёра», посередине, держась руками за спинки передних кресел. Мотало сильно. Машина, хоть и двигалась медленно, но её кидало так, что я, порой, доставал головой стёкла дверей.
– Скорее бы уже… А то… Как бы самим не сдохнуть, от такой езды, – простонал Ахмед.
– Точно, – сказал я. – Вон ручей… У воды тормози. И двигун глуши.
Мы скатились по пологому бережку. «Крузак» встал и замолчал. Я, по инерции продолжив движение телом сначала вперёд, а потом назад, достал два «ствола», скрестил руки, и выстрелил сразу в обоих, снизу-вверх, прострелив одному печень и сердце, другому селезёнку и лёгкое.
«Пэ Эм» машинка не очень серьёзная, да и патроны были слабые, поэтому я на одном выстреле не остановился. Хадис уже успел открыть дверь, и его тело вывалилось головой вниз из кабины. Вторая и следующие пули скользнули вдоль его тела, и одна вышла через голову, выбросив из неё что-то жидкое. Он был мёртв. Ахмед сидел, уткнувшись головой в руль, и правой рукой искал под левым плечом кобуру скрытого ношения.
Я вывалился через свою правую дверь. Открыл правую переднюю, перехватил Ахмеда за кисти рук, и выдернул из машины. Его громадное тело удивительно легко из неё выскочило.
Получив три пули в легкие, Ахмед лежал с открытыми глазами, и булькал красной пеной.
– Сука, ментовская. Говорил я Птахе, что…
Я выстрелил ему в голову, и он затих.
Сейчас надо было поискать в джипе антиугонный «жучок». Но, что-то мне подсказывало, что таких изысков в машине «вора в законе» быть не должно. Западло это. Так и оказалось. Я обыскал тела и машину. Нашёл три телефона: два смарта и один спутниковый. Спутниковый был отключён – берегли батарею. А смарты были мной заблокированы «глушилкой» еще при въезде в лес. Сейчас я достал из них симки, и размолол на речном камне.
Всё, кроме оружия, драгоценностей и серебра, я оставил владельцам. Перетащил тела в заготовленную заранее глубокую яму, прикопал, укрыл снятыми дерном и кустом. Перекрестился. Достал флягу с водкой, и отпив из неё, тихо сказал:
– Кровь за кровь. Горите в аду, бесы.
* * *
Крови в машине не было. Даже выплеснувшаяся из головы Хадиса жижа не попала на дверь, а удобрила лесной чернозём.
Я поехал по руслу реки вверх по течению, потом свернул налево, ехал ещё долго по лесным дорогам и бездорожью. Только под вечер я вышел в нужный мне распадок.
Земля стала мягкой, влажной. Хорошо, что колёса джипа были с твердым «грязевым» протектором, и их громадные зацепы уверенно несли джип, выгребая из грязи.
Увидев знакомые ориентиры, я с облегчением вдохнул.
Остановив машину, я вылез, и взяв свою сумку, пошёл к избушке. Въезжать на территорию хозяйства Отца Михаила на мирском «бесовском» транспорте я не стал, хотя машину мою он терпел, – почти телега, а вот вертолёты не переносил физически.
Мы познакомились с ним в 1997 году, когда я в составе оперативно-следственной группы, расследовал гибель в авиакатастрофе комиссии по учёту лесного хозяйства, и, в том числе, одного большого краевого начальника. Ан-2, с представителями лесхоза и администрации края, упал недалеко от избушки Михаила, зацепившись в тумане за вершину сопки.
Вертолёт с нашей группой приземлился на поляну, которая оказалась огородом Михаила. Велико же было наше удивление, когда нам на встречу из тайги выбежал косматый дед с деревянными вилами и загнал нас обратно в вертолёт. Только несколько выстрелов в воздух из дробовика вертолётчиков, отпугнули его и позволили нам выйти.
Мы сначала приняли его за старовера. Документов у него не было. И что это такое, по его словам, он не знал. Мы его потом попытались вывезти на «большую землю» для опознания, но вертолётчики категорически были против, так, как вертолёт был и так сильно перегружен вещдоками и телами погибших. А лететь вторично за каким-то бомжом, никто не хотел. Мы его отфотографировали, взяли «пальчики» и оставили в покое.
Работал с ним я, так как был в группе единственным опером. «Покачав» его, я засомневался в его вменяемости. Говорил он на каком-то мало понятном мне русском языке. Его речь перемежалась ненужными, по-моему, междометиями и обращениями к духам и богам.
После того, как мы вернулись, я проверил его пальцы по учетам, нигде их не обнаружил, ни у нас, ни в центральном «Папилоне», и забыл про него на десять лет.
В 2007 году мы летели над этим районом тайги и я, вдруг увидев, знакомую поляну, и всё вспомнив, попросил друзей опуститься на неё, объяснив, что там живёт старовер, и мне хочется его проведать. Вертолёт опустился, я нерешительно вышел из него, и никого не встретив, пошёл в избушку к Михаилу. Мужики шли следом.
Хозяйство Михаила было запущено, а сам дед лежал в доме, под медвежьей шкурой и тяжело дышал.
